Там черное кружево трусиков. Много она все равно не дает увидеть, просто дает понять, что чихать хотела на мои пожелания — настоящие и будущие.

Тем хуже для нее.

Я и так вел себя как ангел, а если демон говорит, что ведет себя как белокрылый кисель, поверьте — этот демон доведен до болтика на ручке.

Пока мы едем в лифте, я расстегиваю пару верхних пуговиц. К счастью, упыри не успели натворить дел, и наша с Александрой одежда в порядке. Я бы не выдержал скучных переодеваний.

Александра забивает в угол и всем видом дает понять, что готова пустить на защиту невинности и ноги, и руки, и даже зубы. Черт, все же просто охуенно классно, что она не сдается и так очаровательно и, главное, искренне сопротивляется. Я не хочу ее сломить, но хочу ее согнуть. В данный момент — над столом.

Мы заходим в квартиру, и Александра резвой козой устремляется в мою спальню. Очень зря. Это же не просто моя берлога, это моя квартира, где все сделано с учетом моих потребностей. И если я хочу, чтобы все двери, кроме одной, были заперты, так и будет. Овечка пару раз дергает ручку и, наконец, поворачивается.

— Я вдруг понял, что девушки в очках меня просто жуть, как заводят, — скалюсь, расстегивая пиджак, и медленно, чтобы она точно увидела, поглаживаю стояк через штаны. — Ты не будешь их снимать, кроме тех поз, в которых они могут… потеряться.

Александра густо краснеет — разве что пар из ноздрей не валит. Чувствую ее злость и досаду, но на этот раз пропускаю эти эмоции, потому что охочусь за той, которую мой Бермудский треугольник прячет в Мариинскую впадину своих мыслей.

— Я буду кричать, — предупреждает Овечка, из последних сил защищаясь от моего вторжения в ее голову.

— Совсем не против твоих криков, даже «за», — иду к ней ровно на три шага. — Еще можешь стонать, царапаться, кусаться, выкрикивать мое имя и использовать грязные словечки. Особенно меня заводят фразы в духе «трахни меня, Локи», «глубже, Локи» и… мое любимое: «Хочу тебе отсосать».

Я же просто издеваюсь, а какой эффект: Овечка просто оторопела. Но оно и понятно: ее недоносок вряд ли хоть что-то знал женских потребностях, в особенности о том, что каждой женщине время от времени хочется быть плохой развратной девочкой. Говорить грязные словечки и провоцировать любовника на грубые игры в ответ. Конечно, все это работает только с человеком, в чьей адекватности женщина уверенна на двести процентов, и которого она хочет до отвала башки, а если моя Александра до сих пор осталась невинной, то о каком желании к шнурку вообще может идти речь? Недоразумение, и когда-нибудь она скажет мне спасибо за то, что я вовремя появился в ее жизни и сдвину с рельсов унылый паровоз.

Вам хочется быть плохой девочкой? Отвечать не нужно, просто будьте честны сами с собой.

— Я совсем не то собиралась кричать, — храбрится Овечка, пока я подбираюсь к ней вкрадчивым шагом. Между прочим, ходить со стоящим членом — это просто мука, поверьте. — И я лучше язык себе откушу, чем сказу одну их тех… мерзостей.

«Ты скажешь, Александра, обязательно скажешь, сделаешь и попросишь добавки. Или я ничего не смыслю в женщинах».

— Видишь стол у меня за спиной? — Она нехотя косит взглядом мне через плечо и из чистого упрямства отрицательно машет головой. Смеюсь. — Отец, и это меня ты называешь лгуном?

— Я хочу в душ, переодеться и ужин, — как девушка в исповедальне заявляет Овечка. Такая наивная попытка меня отвлечь. Зайка машет хвостом перед волком.

— Лично вымою тебя, Александра, и сам прослежу, чтобы ты не осталась голодной. Но после первого урока послушания. Ты пойдешь к столу, ляжешь на него животом и оттопыришь задницу.

— Что?! — Она давится нервным смехом.

— Или это с тобой сделаю я, и тогда ты получишь вдвое больше шлепков. Сделай милость — посопротивляйся, — почти умоляю.

— Ты больной извращенец-доминант, — заявляет она голосом малышки, рассказывающей зазубренный стих под елкой. Старается, надеется получить самый лучший подарок из мешка.

— Я не из любителей порки, Александра, и, насколько понимаю, ты тоже не любишь такие игрища. Поэтому у нас с тобой просто урок послушания, чтобы в следующий раз, когда я скажу тебе не отходить от меня ни на шаг, ты вспомнила все, что сегодня случилось, и была благоразумной.

— Сегодня ничего не случится, демон.

Вздыхаю. Я бы еще с ней поиграл, но она как раз созрела для «десерта».

Протягиваю руки, делая вид, что собираюсь схватить ее за талию. Овечка пробует сбежать слева, но на то и расчет. Обхватываю ее за бедра, закидываю себе на плечо и несу к «месту казни». Она вертится как уж, но ничего не может сделать, потому что меньше и слабее меня, и потому что далеко не первая строптивица в моей жизни. Хоть и самая «вкусная».

Укладываю ее животом на стол, зажимаю ноги под коленями своей ногой, и рукой надавливаю на поясницу. Только гордость не дает Александре посыпать мою голову ругательствами.