Вспомнив, как потешно голосил мажордом, когда у него не получилось залезть в собственные портки, Княжнин немного отвлекся от мрачных мыслей. Да, пришлось услышать от Игельстрома обидные слова. Но не следует ли их забыть? Ведь нынче Прощеное воскресенье. И должно ли ему оставлять службу, его любимое и единственное дело, из-за поистине никчемного генерала?

Княжнин, тем не менее, заставил себя дождаться окончания генеральской пирушки и до конца выполнил свой долг, проехав весь путь до дворца впереди кареты, в которой возвращался с победной баталии Игельстром. В пятом часу вечера Княжнин вернулся на свою квартиру из церкви, в которую зашел поставить свечку за упокой погибшего сегодня унтер-офицера. Вскоре к нему на второй этаж поднялась дама. Это была фрейлина графини Залуской.

– Сегодня во дворце у посланника будет бал по случаю праздника. Как он у вас называется… Масленица, – сказала весьма миловидная фрейлина, изучая Княжнина внимательным до неприличия взглядом из-под роскошно длинных ресниц. – Графиня хотела бы, чтобы вы там непременно были. Она оценила ваш сегодняшний подвиг.

Последняя фраза была произнесена почти шепотом. Будто намек на что-то. Княжнина это начинало раздражать. Снова влиятельная дама проявила к нему интерес? Снова это не кончится добром!

– Передайте графине, что я очень признателен ей за приглашение и так же весьма ценю ее внимание, однако быть сегодня на балу не могу – повредил ногу, хромаю, так что не до танцев.

– Вы ведь еще ни разу не были на светских приемах, господин Княжнин, – сказала дама, подняв свои ресницы и глядя Княжнину прямо в глаза. – До сих пор вас извиняло то, что вы очень заняты подготовкой этих маневров в Лазенках. Но теперь? Может быть, вам неприятно общество дам? Смотрите, а то ведь уже поговаривают, будто неспроста при вас слуга мальчик…

– Да что за день сегодня? Сговорились все, что ли, обзывать меня никчемным? – возмутился Княжнин, снимая с дамы манто и подталкивая ее к своему письменному столу. – Сюда, сударыня.

Натура фехтовальщика сама подсказывала, когда на дерзкий выпад противника нужно ответить атакой флешью, а не заученно бренчать шпагами – укол за уколом, реплика за репликой. Смущения в глазах гостьи не прибавилось ни на йоту, когда Княжнин водрузил ее на стол и решительно выпростал из пижм ее оказавшиеся весьма стройными ножки. Только любопытство. Она ведь с первой минуты взялась изучать этого загадочного русского капитана, и теперь у нее только дух захватывало от того, как стремительно стало продвигаться ее исследование.

– Мне приятно общество дам. Но я не хочу танцевать сегодня на балу. Вот так, госпожа пробир-фрейлина! – отрывисто говорил Княжнин, продолжая действовать не только решительно, но и чрезвычайно рационально.

– Я поняла вас, о да! – ойкнула фрейлина, устремив в потолок свои каблучки, на которых еще не растаял грязный уличный снег.

Поскольку действие происходило на письменном столе (постельных сцен автор старательно избегает), можно сказать, что фрейлина превратилась для Княжнина в открытую книгу, которую он торопливо листал страница за страницей, стараясь скорее найти счастливый конец. Однажды для этого пришлось послюнявить палец – приложив его к пухлым губкам фрейлины, чтобы та потише ойкала: все же внизу кофейня.

Княжнин даже не знал и не хотел знать, как ее зовут. Только сейчас, когда с ее головы съехала меховая шапка, а под ней развязался платок, он увидел, что она блондинка. Не обращая внимания на то, что всего час назад получено благословение на Великий Пост, что за окном «галантный» век (получивший такое название по какому-то недоразумению), он грубо, даже с ненавистью пользовался подвернувшейся под руку женщиной, чтобы выплеснуть напряжение, обиду, бессилие, накопившиеся за последние дни.

И выплеснул.

– Простите, сударыня, – сказал Княжнин, застегивая лацбант [6] .

– Не стоит извинений, пан Княжнин, – бодро ответила фрейлина, успевая еще немного покрасоваться перед Княжниным, подтягивая чулки. – Сама напросилась. Как же я люблю бравых военных! Вы не передумали по поводу бала?

– Нет.

– Меня зовут Беата. Я живу у графини Залуской. Если захотите, можете присылать своего мальчика с запиской. Думаю, вы не всегда бываете так торопливы?

Пани Беата, как хорошо знающий службу жолнер, услыхавший сигнал барабана, уже успела привести свою одежду в порядок.

– Прощайте, сударыня. И все же простите. Сегодня Прощеное воскресенье.

– Осторожно! Я знаю вашу традицию – после прощения заведено целоваться! До видзення, капитан!

Письмо Лизе в то воскресенье Княжнин так и не написал.

Прошло три дня. Княжнин был готов к тому, что Игельстром потребует его к себе для отчета. Так и произошло.

– Что же, капитан-поручик, сыскал ты сочинителя пасквиля, как я тебе велел? – спросил Игельстром, восседая за письменным столом, будто на троне. Тон его казался насмешливым.