Заботиться в искусстве лишь о том, чтобы в очередной раз донести до мира «вечные ценности», – лучший способ быть обласканным современниками и забытым потомками.

Чем лучше ты разбираешься в каком-либо виде искусства, тем меньше произведений в нём тебе нравится. Верх профессионализма – это когда не радует уже вообще ничего.

Извращённость – мать искусств.

Книжная полка потомков примиряет даже тех классиков, которые при жизни люто друг друга ненавидели.

Многие деятели искусства – это люди, которые вместо того, чтобы научиться жить, учатся красиво выражать свои страдания.

По словам учёных, лишь 2% талантливых людей реализуют свой дар. Таким образом, в классики выбиваются необязательно самые талантливые, а, скорее, самые упорные и везучие.

Обиды прототипов на авторов проистекают из глубочайшего убеждения первых, что литература – это разновидность поздравительной открытки.

За критикой писателя в адрес коллег по цеху чаще всего стоит банальное раздражение, что кто-то пишет не так, как он.

Писатель, который меряет свой успех тем, удалось ли ему улучшить мир, будет грустен. Писатель, которому просто нравится писать и печататься, будет счастлив.

На филфаке

– Давай играть в классики.

– Давай. Чур я – Достоевский!

У неплохого автора, вовремя выпившего водки с нужным издателем или членом жюри какого-нибудь крупного конкурса, куда больше шансов на бессмертие, чем у безвестного необщительного гения, всю жизнь писавшего в стол.

Писатель – это организатор. Написать приличную вещь легко. А вот дать ей широкий ход – адский труд.

Хороший писатель только тем и занимается, что выдаёт свои и чужие тайны. Хорошая литература – всегда предательство.

Одни авторы чувствуют себя гениями, когда читают себя. Другие – когда читают других.

Хочешь понравиться опытному редактору? Пиши о том, в чём он ничего не понимает.

Творческий человек – это чудо. Творческий человек, интересующийся хоть кем-то, кроме себя, – восхитительное чудо. Счастливый творческий человек – божественное чудо.

Почему ночью многие радиостанции начинают вдруг давать хорошую музыку? Потому что ночью им не надо привлекать слушателей.

Когда автор хочет, чтобы прототипы его не убили, он пишет: «Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны».

Крайний восторг и высшая похвала, которую можно услышать от редактора крупного издания, – это: «Идёт в номер».

Читатель – это потребитель духовности.

Принято считать, что жесть и натурализм – самый лёгкий путь к славе в литературе. В действительности этот путь самый трудный.

Литературный садист возбуждается, когда порет чушь.

Когда тебя обожают многие, кажется, что тебя должны обожать все, – а это невозможно. Именно поэтому некоторые знаменитости столь обидчивы и ранимы.

Когда нечто фривольное пишет, скажем, Джованни Боккаччо, это «жизнелюбие» и «Возрождение». Когда кто-то из нас – «пошлость» и «падение нравов».

Современная массовая культура не вводит детей в мир взрослых, а подстраивает мир взрослых под детей.

Глумясь над гениями с кучей недостатков, мы забываем о том, что есть масса бездарей с такими же недостатками.

Больное самолюбие многих пишущих людей объясняется пропастью между тем, кто они и есть и кем они хотят быть.

Если поэту не понравился литературный концерт, то, скорее всего, потому, что ему не дали там выступить.

Чем отчаяннее человек жаждет славы, тем больше его недолюбили в детстве.

Литература – это возможность сказать о том, о чём говорить не принято.

Нас учат «презирать мнение толпы» – но именно его считают мерилом таланта.

Эстрадные песни делятся на два типа: я могу без тебя жить и я не могу без тебя жить.

Цивилизация победит культуру, когда зрители в театре будут смотреть в телефоны больше, чем на сцену.

Когда ты звезда, то весь мир слышит не только каждое твоё мудрое изречение, но и каждый твой тайный пук.

У понятий «классика» и «пипл хавает» есть лишь одно отличие. Оно умещается в одно слово – «долго». Долго хавает.