В «Саге о Фарерцах» ярл Хакон, обращаясь к Сигмунду Брестиссону, сыну вождя с Фарерских островов, когда тот убил своего отца и бежал к друзьям отца в Норвегию, сказал: «Я не пожалею для тебя еды, но ты должен войти в число наших родственников, продемонстрировав свою силу». Для этого юноша должен был излечить смертельную рану, нанесенную его фриту и чести. За словами Вигфуса лежало нечто большее, чем восхищение силой и храбростью Глума, – похвалив внука, он ввел его в свой фрит в качестве полноправного наследника. Для Сигмунда слова ярла означали ни больше ни меньше чем вступление в его фрит, переход из опасного существования вне закона под защиту могущественной семьи.

У исландцев был особый термин, обозначавший юношу, который показал, что не считает жизнь своего отца образцом для подражания, подстегивающим его. Они называли его averrfedrungr, человеком, который хуже своего отца. Знаменитый мореплаватель Лейв, сын Эйрика Рыжего, перед тем как отправился в первый самостоятельных поход, поклялся, что никогда не станет averrfedrungr («Сага о Гренландцах»). И в этом лежит объяснение тому, как викинги воспитывали своих сыновей. Молодого человека как можно раньше включали в общую жизнь семьи, заставляя его почувствовать, что он несет свою часть ответственности за сохранение ее чести. А старшие не жалели слов, чтобы заставить сына, родившегося олухом, понять, что от него требуется.

В «Саге о людях из Озерной долины» (Vatnsdoela saga) рассказывается, как старый Кетиль Раум смотрел на своего сына, качая головой. Его раздражение все больше усиливалось; наконец он уже не мог больше молчать и принялся ворчать: «Молодые люди в наши дни ведут себя совсем по-другому, чем в те годы, когда я был молод. В ту пору они стремились сделать все, чтобы о них узнали, отправляясь ли в поход викингов или добывая товары и славу в каком-нибудь опасном предприятии; но сейчас они только и делают, что сидят спиной к очагу и охлаждают себя пивом, а таким способом мужества и твердости характера не обретешь… У тебя нет ни силы, ни высоты; а твой внутренний мир, несомненно, похож на внешний, так что ты вряд ли пойдешь по стопам отца. В старые времена парни вроде тебя отправлялись в военные походы, добывали себе богатство и честь; богатство не передавалось от отца к сыну – нет, отец уносил его с собой в могилу, поэтому его сыновьям приходилось отыскивать себе средства, следуя той же дорогой…»

Автор саги демонстрирует здесь искреннее восхищение старыми добрыми временами, которое означает, что эти времена безвозвратно ушли в прошлое. К тому же он изобразил старого Кетиля как человека, наделенного даром речи и склонного к историческому морализаторству, что было совсем не характерно для вождей IX в. В старые добрые времена такая речь содержала бы меньше ученых слов, но была бы гораздо резче в выражениях. Не было бы в саге и романтических подробностей о разбойнике, который спрятался в лесу так близко от дома Кетиля, что Торстейн, его сын, смог подготовить для отца большой сюрприз, не выдав себя долгими и многочисленными приготовлениями.

Далее в «Саге о людях из Озерной долины» приводится сцена, когда молодой человек потребовал признать свои права – в ту пору еще не существовало романтических разбойников, и жизнь была полна грубой прозы. Клан Озерной долины, представленный в первую очередь Торгримом из Карнса, почувствовал опасность потерять власть над округой, а вместе с ней – и верховенство в семье. Когда люди собрались, чтобы избрать главу клана, Торгрим уселся на свой трон, а на полу перед ним, среди детей рабов, сидел его незаконный сын двенадцати лет, по имени Торкель, которого Торгрим никак не хотел признавать. Торкель поднялся к нему и стоял, поглядывая то на него, то на топор, который держал в руке. Торгрим спросил его, понравился ли ему топор и хочет ли он нанести им удар; здесь присутствует человек, в голову которого он войдет без особого труда, и «тогда я буду считать, что ты завоевал себе место в клане Ватнсдаля». Мальчик, не теряя времени, убил указанного человека, и Торгрим сдержал свое слово, увидев, «что парень вступил в число его родственников».

Человек, создавший первые главы этой саги, во многом уступал в понимании прошлого и в искусстве написания саг тому мастеру, который воссоздал семейный совет в Вест-фольде. К счастью, традиция в Исландии была очень сильна, и она четко проявляется в тирадах автора саги. Отец, все ждущий и ждущий, когда же его сын наконец продемонстрирует, что он – его истинный наследник, настоящий викинг. Он исторически прав, требуя, чтобы сын завоевал себе место в обществе. В жизни каждого молодого человека должен наступить момент, когда он находит себе место среди старых членов мира. И старейшины ждут, давая юноше возможность последовать их примеру, но если он не демонстрирует особого желания завоевать себе место, то ему следует дать понять, что в промежуточном положении человека, не подтвердившего своей принадлежности к клану, таится большая опасность. И когда автор саги заставляет своего героя задержаться с выполнением обязательств, которых требуют от него поступки и дела его предков, то в его цветистых фразах проявляется авторитет традиции.

Интересный элемент этикета, принятого у ломбардцев, о котором писал Павел Дьякон, по-видимому, тоже основывался на убеждении, что юноша из правящего дома, прежде чем воспользоваться привилегиями, положенными ему по праву рождения, должен завоевать себе место за столом отца, продемонстрировав доблесть. Из хроники известно, что когда ломбардский принц Альбуин отличился в битве с гепидами, воины потребовали его отца наградить его, предоставив ему место за королевским столом. Но король ответил, что обычай запрещает наследнику сидеть за одним столом с королем до того времени, когда он получит оружие от государя какой-нибудь другой страны. В поэме «Беовульф» встречаем аналогичные сцены.

Здесь герой отправляется к иноземному двору, совершает подвиги, получает в награду дорогое оружие, золото и с почетом возвращается в дом своих предков, чтобы рассказать о своих подвигах своему родственнику, сидящему на троне, и положить почетные дары к его ногам. И несмотря на то что Беовульф в первой части поэмы, когда он отправился во дворец датского короля, был уже прославленным героем, слова, которыми завершается описание его юности, звучат так, как будто этот акт стал поворотным пунктом в его биографии: «Под небом сильнейший из сынов земли, / незлобив был и кроток сердцем. / Прежде гауты презирали его и бесчестили, / и на пиршествах / обходил его вождь дружинный / своей благосклонностью, / ибо слабым казался он и беспомощным, / бесполезным в бою; / но теперь он за прежнее / получил с лихвой воздаяние!» И тогда конунг наградил его землями: «И отрезал ему / семь тысяч земли вместе с домом, / с чертогом престольным,/ сообща они правили, сонаследники, / и дружиной и землями, / но державой владел только конунг, / законный владыка» [26] . Это можно считать свидетельством того, что в душе поэта идеи связи достижений юноши, завоевания своего места в семье и принятия своего наследства тесно связаны.