– Проклятье! Уж не собираешься ли ты убедить их, что я и есть этот самый Воин с Двумя Душами? Это и есть этот твой дурацкий феднах?

– Я не знаю, что и думать. Я не могу думать. Сомневаюсь, что вообще хочу думать.
– Я оттолкнул его руку, словно это уже не была рука, способная лишить меня жизни в любой миг.
– Галадон думает совсем иначе, а переубедить старого упрямца было невозможно.

– Ладно, что бы ты там ни думал, эззариец, не впутывай в свои мысли меня. Я не собираюсь прикидываться, что поверил во весь этот бред. Я скорее поверю в воина с того ковра, что показала мне женщина. Того, с крыльями, который сражается с чудовищем одним только ножом и зеркалом. С келидцами я расправлюсь, как только смогу держать меч...

– Как все глупо, правда?
– Я старался вытряхнуть все головы.
– Не рассказывайте о том, что произошло, королеве, когда увидите ее утром. Ни слова о Галадоне и Катрин. Если кто-нибудь узнает, что я здесь и что я говорил с ними, их жизнь станет очень тяжелой. У нас очень суровые законы.

Александр помотал головой:

– А ты говоришь, что дерзийцы жестоки! Я не понимаю этого наказания. Не замечать человека. Как будто хорошей порки или повешения недостаточно.

– Представьте себя на моем месте, господин, и поясните, какая порка довольно хороша и как помогает повешение.

– Едва ли ты переубедишь меня.

– Вы должны понять. Эззарийцы всю жизнь проводят в сражениях с демонами. Они должны быть уверены в том, что все пути, по которым демон может подобраться к ним, перекрыты. Никакой испорченности. У нас сохранились истории о том, как демон добирался до охотящегося на него, пользуясь испорченностью последнего. Эти истории ужасны. Возможно, мы перегнули палку. Не исключено, что наши попытки защитить себя обвили нас и душат. Я не знаю.

Мы молча вышли из леса, приближаясь к невидимым барьерам, установленным на ночь Ткачихой. Хотя долина была скована морозом и укрыта снегами, в воздухе ощущалось приближение весны. Весенний запах был сильнее ночного холода. Он обещал тепло и зелень. Я глубоко вздохнул.

– Кто этот старик, Сейонн? Я не предполагал, что кто-нибудь может так смутить тебя.

Я засмеялся:

– Как вы не догадались? Это же мой ликай!

В тот самый момент, когда я произнес это слово, Александр споткнулся о скованный морозом корень. Он поскользнулся и поранил колено о камень.

– Проклятье!
– воскликнул он, прижимая перчатку к кровоточащему колену.

Не знаю, было ли дело в его ране или в мысли о Дмитрии, или и в том, и в другом, но я с ужасом ощутил, как по моему телу разливается жар.

– Атос благословенный!
– Александр прижимал кулаки к вискам.
– Только не теперь.
– Он, пошатываясь встал на ноги и шумно втянул в себя воздух.

Я схватил его за руку и потянул за собой:

– Скорее. Идем обратно под деревья.
– Наверное, в глубине души я надеялся, что лес ослабит действие заклятия, но оказалось, что я сделал только хуже. Его тело билось в конвульсиях, он кричал. Исходящие от него волны жара заставили меня отпустить его руку и отступить от него. Он согнулся пополам и упал на колени, издавая ужасные стоны. Контуры его тела колебались, он извивался самым немыслимым образом, пока наконец человеческие черты не начали исчезать.

– Мой господин, вы все осознаете!
– закричал я, но лунный свет осветил его полные ужаса обезумевшие глаза, говорящие совсем о другом. Прошло всего несколько минут, и я уже стоял, глядя в глаза шенгару, который широко разевал пасть и яростно рычал от боли и злобы. Одна его лапа кровоточила. Зверь заходил вокруг меня, легко, мягко. Я поворачивался вместе с ним:

– Мой господин, слушайте мой голос. Пусть дверь останется открытой. Ваша боль утихнет.

Огромная кошка снова издала хриплый, леденящий душу рык, который был страшнее крика любого более крупного зверя. Я стоял совершенно неподвижно, позволяя зверю изучать мое тело, и продолжал говорить, но скоро заметил, что слова раздражают его. Тогда я умолк, уговаривая его уже мысленно. "Сохраняй спокойствие, Александр. Ты сильнее зверя. Это просто от боли. От неожиданности. Нечистое заклятие захлестнуло волнами света. Я должен был предвидеть. Прости меня".

Он не нападал. Помедлив немного, он прыгнул во тьму под деревьями. Я заметил только движение рыжего пятна и помолился, чтобы никого из эззарийцев не было сейчас в лесу. Ветер качнул верхушки деревьев, они на миг разошлись, и лунный свет едва не ослепил меня. Откуда-то издалека до меня донеслись смех и запах костра... о, дыхание Вердона... разумеется. Там полно народу. Это же первое полнолуние весны, рождение нового времени года. В эту ночь все выходят на улицу к кострам и до самого рассвета рассказывают друг другу истории и предания. Эта ночь - счастливейшая ночь для детей: им позволяют оставаться вместе со всеми до утра. Ночь чудесных сказок, братства и единения. Схватив сломанную еловую лапу, я поспешил в ту сторону, куда ушел Александр, не зная, смогу ли я бежать после шестнадцати лет неподвижности.

Было слышно, как он с шумом пробивается через кустарник впереди меня. Я перепрыгивал через поваленные деревья, подныривал под нависшие ветки, не обращая внимания на уже разодранную одежду. Внезапно я заметил между деревьями темное пятно, которое с легкостью преодолевало препятствия. Вскоре я ощутил запах дыма от костра и перестал следить за ним. Возможно, это был напрасный страх, но я был уверен, что слышу негромкое фырканье хищника, подбирающегося к костру с другой стороны. Я помчался к огню.