Не все его проблемы, тем не менее, терялись в напряженной работе. Неся в руках очередной ящик и смотря под ноги, Валентин вновь заметил, что отбрасывает две тени. С того самого момента, как покинул с утра квартиру, он, кажется, забыл об этом странном и пугающем явлении, но оно вновь объявилось. Остановившись напротив окна, он внимательно осмотрел обе тени и свое окружение, в надежде обнаружить причину, по которой могла появиться вторая тень. Но источник света был всего один, а тени заметно отличались друг от дружки. Пот выступил на лбу Валентина, и он почувствовал резкую нехватку кислорода. Мимо него прошел один из грузчиков, и он быстро перевел взгляд ему под ноги. Проходивший отбрасывал только одну тень. Валентин пошатнулся, с трудом удерживая равновесие и ящик с водкой в руках, резкий наплыв страха вскружил ему голову и отравил слабостью тело. Сделав шаг назад, Валентин столкнулся с еще одним проходящим рядом человеком, но, к счастью, сохранил равновесие и не упустил ящик из рук.

– Эй, с тобой все в порядке? Тебе плохо?

Валентин обернулся и увидел перед собой крупного мужчину, смотрящего на него, насупив брови. В его руках тоже был ящик со спиртным.

– Я… да, я в порядке, – ответил, замявшись, Валентин.

– Прости меня, конечно, за грубую прямоту, но выглядишь ты будто у тебя совсем не все в порядке.

Валентин опустил взор и голову, частично отвернувшись от собеседника. Он знал, что товарищ говорил правду, и оттого Валентину очень стыдно было смотреть ему в глаза.

– Послушай, – продолжал здоровяк, – я ведь не вчера родился, дружок. Мне уже пятьдесят семь лет, и большую часть из них я провел в дичайших запоях. Я знаю наверняка, как выглядит человек, который не просыхает, который топит горе литрами спиртного. Я неоднократно бывал в окружении таких людей, да и сам я тоже таким когда-то был.

Грузчик опустил на пол ящик с водкой, показав, нагнувшись, поседевшую лысеющую голову, и, держась за спину и с трудом выдыхая, выпрямился. Валентин все еще, съежившись, стоял, внимательно слушая, что ему говорил приятель. Он уже начал забывать, что около минуты назад повергло его в шок и заставило остановиться. В чьей-то компании он чувствовал себя намного спокойнее, чем наедине. Однако сказать ему пока было нечего.

– Тебе сколько лет-то? – спросил мужик. – Небось, и тридцати еще нет.

– Двадцать восемь, – сдавленным голосом последовал ответ.

– Двадцать восемь? И тебя уже можно смело приписывать к заядлым алкашам, впустую прожигающим свою жизнь. Опять же, прошу прощения, если мои слова задели тебя, но я говорю то, что вижу. Скажи мне, что я не прав или лезу не в свое дело, и я тут же молча понесу этот ящик дальше.

– Да, я пью. Еще как пью.

– А семья у тебя есть? Или девушка?

– Семьи нет, девушка… была.

– И больше не будет, если продолжишь в том же духе, – грубо произнес товарищ, пытаясь запугать Валентина. – Так вот, к чему я это все говорю. Есть у меня одна небольшая история, которую я хотел бы тебе рассказать. Основанная, как говорится, – продолжал он в абсолютно серьезном тоне, – на реальных событиях. Чуть больше пятнадцати лет назад, я напивался после работы так, что не помнил, как добирался до дома. Я внезапно для себя просто оказывался перед входной дверью своей квартиры, нашаривал в кармане ключ и неуклюже ее открывал. Потом, опираясь руками или телом на стены, стараясь удержать равновесие и не упасть, я очень долго разувался и шаркал дальше по коридору, в сторону спальни. Я слышал, как моя жена готовит что-то на кухне, запах ее стряпни остро пробивался даже сквозь отвратный перегар, шедший от меня. Когда я, шатаясь, проходил мимо кухни она, как всегда, разоралась. В ее голосе было столько гнева и презрения, что сейчас, вспоминая его, я чувствую себя самым настоящим уродом. Довести женщину до такого состояния может только опустившийся до самых низов, не достойный ее мужчина. Она кричала, бранилась, била посуду, а я, игнорируя ее, полз дальше по коридору к спальне. Мне было все равно. Меня не волновало то, что она чувствовала, глядя на жалкую, позорную тень человека, которому она когда-то сказала «да» у алтаря. Я шел, полностью сконцентрированный на том, чтобы не упасть и не обмочить штаны, шел, абстрагировавшись от гнева, хлынувшего на меня из оставшейся за спиной кухни. Шел, пока передо мной неожиданно не возникла преграда, будто вырвавшая меня из дымки, в которой спал мой разум, и буквально на мгновение отрезвившая меня. Я увидел перед собой своего семилетнего сынишку, обычно прячущегося в такие отнюдь не приятные моменты в свой комнате. Я поднял глаза и встретился с ним взглядом. И знаешь, дружище, что я в них увидел? Я увидел в них искреннее презрение, отвращение и горе. Он не рыдал, но по его щеке бегло скатывалась блистающая на свету слеза. Тот момент навсегда останется в моем сердце, и до самой смерти будет сдерживать мое желание вспомнить старое и хорошенько натрескаться. Он смотрел на меня так, будто я был кучей скверно пахнущего мусора, будто я был свиньей, по уши погрязшей в собственных испражнениях. И, знаешь, он был прав. Дети в его возрасте еще не умеют врать так же хорошо, как взрослые, не умеют так же эффективно скрывать свои эмоции. Нет ничего хуже, чем быть разочарованием в глазах собственного сына. В тот момент я осознал, во что превратилась моя жизнь, каким несчастьем я стал. Я понял, что, пытаясь утопить водкой свое несчастье, я делал несчастливыми других. В то время как я заливал свои страдания спиртным, страдали близкие мне люди. А ведь я был нужен им. Нужен как настоящий мужчина, на которого можно было полагаться, а не как половая тряпка, вымоченная в алкоголе. И тот день был последним днем, когда я по-настоящему напивался. Я, конечно же, балую себя когда-никогда одной-двумя бутылочками пива, но это максимум, который я могу позволить. Вот мой тебе совет: если хочешь в будущем обзавестись нормальной, здоровой семьей – не пей. Если тебя волнует твое будущее, то завязывай. Говорю тебе это исходя из собственного, горького опыта.

Все это время Валентин внимательно слушал историю товарища, задумчиво глядя в пол, пытаясь воспроизвести все услышанное в своей голове. Рассказ, несомненно, заставил его поразмыслить над тем, что он делает со своей жизнью, и во что она может превратиться. Несколько секунд они молча простояли, Валентин витая в раздумьях, а здоровяк в ожидании того, что его собеседник что-нибудь скажет.

– Послушай, – прервал тишину товарищ, тяжело вздохнув, – каждой выпитой бутылкой ты роешь себе могилу. Ни одному нормальному человеку не нужен алкаш, ни в качестве друга, ни в качестве любовника, ни, уж тем более, мужа. Твоим уделом будут только такие же алкаши, как и ты. Помнится, когда ты только пришел к нам на работу, ты выглядел как нормальный мужик. Сейчас же ты прямо на наших глазах превращаешься в такое же чудовище, которым был когда-то и я. Мы все это видим, поверь мне. Ты еще слишком молод, чтобы так гробить себя. Верю, что твой настоящий уровень куда выше упивающегося с горя грузчика. Вижу, тебе нечего сказать мне в ответ. Понимаю. Возможно, я полез не в свое дело, если так, то прости. Но, надеюсь, я дал тебе немного пищи для размышления. Пойду-ка я работать дальше, пока никто не наорал на нас.

С этими словами, здоровяк нагнулся за ящиком, поднял его с земли и, со свистом вздыхая, понес его дальше по складу к фуре. Валентин проводил его взглядом, а затем опустил голову, все еще находясь в глубоких раздумьях. Все это время он держал свой ящик с бутылками спиртного, но был настолько отвлечен происходящим, что даже не замечал его тяжести. Простояв еще вот так мгновение, он, будто вернувшись к жизни, поднял глаза и зашагал дальше, в ту же сторону, куда ранее направился его товарищ. И если бы он опустил голову и вновь взглянул на отбрасываемые им тени, он увидел бы только одну, свою.

Кое-как доработав оставшееся время рабочего дня, Валентин, с легкостью на душе, не спеша покинул склады, предвкушая предстоящие ненормированные выходные дни и, конечно же, время, которое попросту нельзя не любить – вечер пятницы. Он шел по узким улочкам среди многоэтажных домов и грезил о том, как захватит по пути домой в магазине бутылочку пива, возьмет к нему какой-нибудь сытной закуски и развалится на диване перед телевизором. Слова товарища все еще звучали в его голове и заставляли задуматься о том, стоило ли ему вообще выпивать сегодня. Поучения малознакомого человека послужили Валентину своеобразным пинком, подталкивающим его к тому, что он намеревался сделать уже долгое время, но все никак не мог взять старт. Но он уже был по-настоящему зависим от алкоголя, и вот так просто в один прекрасный момент отказаться от него было невозможно. Желание наполнить страдающее тело «целебной» жидкостью, особенно после долгого и напряженного дня активной физической работы, было практически непреодолимым. Валентин прекрасно осознавал, что сразу отречься от того, что было его зависимостью, нельзя, что нужно было просто постепенно уменьшать дозы, пока не настанет тот момент, когда необходимая доза будет настолько маленькой, что на самом деле можно будет обойтись и без нее. Желание напиться вполне можно было усмирить парочкой бутылок пива, но эмоциональные проблемы и стресс, скопившийся в организме Валентина, так просто не прогонишь. Они требовали куда более крепкой дозы алкоголя, чем две-три бутылочки пива. Обычно легкая выпивка только усугубляет эмоциональное положение человека. Оставляя разум в функциональном состоянии, она расслабляет тело, но придает энергии мысли, раскрепощает эмоции и наполняет желанием совершать не самые рациональные поступки. А именно этого Валентину сейчас и не нужно было. Ему необходимо заливать себя до такой степени, чтоб возможность функционировать, думать и чувствовать намертво отпадала. Одна-другая бутылочка пива только разожжет желание вернуть Лизу, также начнут всплывать наружу его старые теплые воспоминания о доме и давно позабывших его друзей, начнут всплывать и горестные сожаления и постыдные поступки, которые хотелось бы навсегда забыть. Ему не нужно было, чтобы они «всплывали», ему нужно было их «утопить».