— Ну тогда расскажи о себе. Чем ты занимаешься, кроме работы в университете? Может быть, дело в этом?

— В том-то и дело, что ничем! Только преподаю, пишу статьи и готовлю диссертацию. Мне отец не даёт заниматься чем-то ещё. Он считает, что все члены семьи должны быть в науке… Он вообще был не в восторге, когда я решила поступать на юридический. Он-то сам — химик, для него гуманитарные науки — как что-то ненастоящее. Но смирился. При условии, что я пойду в науку. Я-то всегда хотела быть или прокурором, или адвокатом. Выступать в суде. Но папа сказал, что об этом не может быть и речи… Правда, на кафедру устроил.

— Чем ты ещё занимаешься? Спорт какой-нибудь, художественная самодеятельность? Политика там оппозиционная?

Девушка замотала головой.

— Нет, ничего такого. Политика — это вообще нет. На велосипеде катаюсь, в спортзал для себя хожу, но ни в каких командах ни во что не играю. А петь и танцевать — это вообще не моё! — Юля грустно улыбнулась. — Да, и я знаю, про что ты спросишь. Никакой ревности или ещё чего-то быть не может. С тех пор, как мой друг… перестал быть моим другом. — Она слегка покраснела. — Но мы расстались мирно, без сцен.

Руслан не стал заострять на этом внимание.

— Значит, ты сама о себе чего-то не знаешь! Перепутать тебя ни с кем не могли. Они назвали тебя по имени. Значит, кто-то хотел, чтобы исчезла именно ты. Чтобы узнать, кто, нужно понять, почему.

— Да, конечно. Но я действительно не знаю! Что мне делать..?

— Пытаться понять. Или вспомнить. А что с твоим отцом? Кто-то мог хотеть чего-то от него?

Юля опять задумалась.

— Он — ректор нашего филиала. Понятно, что он живёт не на зарплату. Но он не конфликтует ни с кем. Не берёт взятки со студентов, или ещё там что. Наверное, имеет что-то с имущества универа — сдача помещений в аренду, и всё такое. Ну, это у нас считается, почти законный доход… У него есть частная фирма, которая проводит всякие исследования. Сейчас тоже многие так делают. И я уже говорила, что его нет в России. Мама… погибла, когда мне было лет пять. Можешь почитать в интернете о «занайском маньяке». Мама была одной из шести жертв… Есть ещё мачеха, которая меня не особенно любит, но никаких конфликтов у нас нет. Она — бывшая папина студентка. Заведует лабораторией на одном заводе. И младший брат, которому сейчас шестнадцать. Я думаю, ни в ком из них тут дело быть не может.

— Наверное, не может, — Согласился Руслан. — Но тогда мы в тупике. Никакой причины мы обнаружить не можем, но она должна быть. Без причины ничего не бывает, а таких операций — тем более. Ну, хорошо. А твоя работа на кафедре? Откуда вообще такая тема для диссертации? Ты что, не понимала, чем рискуешь?

— На кафедре тоже всё спокойно. Обычные интриги. — Юля передёрнула плечами. — А тема… Утвердили-то мне её в тринадцатом году. «Гражданство жителей оккупированных территорий и конституционные обязательства государства». Ничто же не предвещало… А теперь мне не дают ни собирать материалы, ни публиковаться. Но это дела давно минувших дней.

— Минувших? Да уж куда как нынешних! — Не согласился Руслан.

— Ну, теперь да. Меня-то Великая Отечественная интересовала. — Она сделала глубокий вдох. — Когда в Занайске были немцы, мой прадедушка пошёл к ним служить. Точно не знаю, чем он там занимался, он ушёл с немцами и бросил семью, понимал, что после освобождения ему несдобровать, если останется. Он потом где-то погиб, уже в Германии, в сорок пятом… Но бабушка потом жила с клеймом: дочь предателя. А кто кого предал, если государство ничего не делало для населения ни при отступлении, чтобы эвакуировать, а к нам немцы пришли в сорок втором, можно было организовать, ни в период самой оккупации? — Юлин голос дрожал, когда она говорила, Руслан не мог понять — от волнения из-за семейной истории, или от убеждённости в правоте своей позиции. Вслух же сказал:

— Ты же понимаешь, что это политический динамит? Особенно сейчас в России.

— Да, но тему-то мне утвердили в тринадцатом. До того, как всё началось у вас, а потом у нас… Ну, кто мог всё это предположить? Кстати, ко мне однажды приходили какие-то сторонники «Новороссии». Предлагали свою поддержку, а я должна была написать, что Украина не выполнила обязанности по отношению к своим гражданам. Я не хотела лезть в нынешнюю политику, но надо было придумать, как отказать этим шизикам, чтобы не иметь ещё больше неприятностей.

— И что же ты им сказала? — Поинтересовался Руслан.

— Что они ошиблись с темой моей работы. Если я буду в рамках своей темы писать об Украине и о Крыме, тогда надо будет делать вывод, что Россия — оккупирующая страна. А это противоречит всей государственной политике. И если они будут поддерживать такую работу на политическом уровне, то их сотрут в порошок. Поэтому о современности писать ничего не нужно. И им надо забыть об идее набрать таким образом очки. Больше я о них не слышала…

— А эти, как ты их назвала, шизики не могли попытаться тебя убить за отказ?

— Не думаю. — Девушка на секунду задумалась. — У нас никакого конфликта не было, я их ничем не обидела, только предостерегла. — Она слегка улыбнулась. — И принадлежности к оппозиции не демонстрировала. Им не за что меня ненавидеть, и не за что мне мстить. Я считаю, что уберегла от неприятностей и себя, и их. Конечно, уверенной быть нельзя, на то они и шизики. Ты бы их видел… Но всё-таки — не думаю. Ладно, у тебя посудомоечная машина есть?