"По случаю твоего дня рождения

тебе желают здоровья, успеха

твои Бела Эндре, Немеш Мештер, Ласло Дери и я.

Целую, Сильвия".

И дата: "Семнадцатое июля тысяча девятьсот шестьдесят девятого года". Окончив читать, Шалго передал бумажку полковнику Каре.

– Так ты говоришь, что почтовый штемпель на открытке от пятнадцатого числа?
– спросил полковник.

– Именно так. Может, это шутка, а может, и зашифрованное сообщение... Ну, математик, попробуй ты разгадать загадку.

Кара, покусывая травинку, внимательно изучал текст на бумажке.

– Сильвия, - проговорил он.
– Что это еще за птица?

– Мы пока этого не знаем, - сказал Шалго.

Кара, прищурив глаза и наморщив лоб, продолжал разглядывать текст.

Фельмери принял душ, надел свежую сорочку и наглаженные брюки и, сказав Лизе - на случай, если его станет искать полковник, - что он идет к Илонке, отправился на виллу Худаков.

У Илонки уже был гость - Казмер Табори. Инженер сидел на тенистой террасе, беседуя с молодой хозяйкой.

– А я думал, вы одна, скучаете. Прошу извинить, если помешал, - сказал лейтенант.

– Садитесь, садитесь, - пригласила девушка, показав рукой на плетеное кресло.
– Все равно мне уже известны эти ваши приемчики. Наверное, опять хотите что-то у меня выудить?

– В данный момент я не на службе, - возразил Фельмери, усаживаясь в кресло. От его взгляда не ускользнула кривая усмешка Казмера.

– Вы ведь всегда на службе, всегда на посту, - заметил тот, протягивая лейтенанту пачку сигарет. Они закурили.

– Что верно, то верно, - согласился Фельмери.
– Если работа по душе, трудно провести межу и сказать, когда ты занят службой, а когда отдыхаешь. Взять, к примеру, врачей. Врач - он и не на работе тоже врач. В любое время суток, везде и всюду. Вот и я, даже на отдыхе все равно остаюсь офицером органов госбезопасности.

– Интересно, как это человеку приходит в голову там работать?
– словно про себя проговорила Илонка.
– Хорошенькая профессия: охотник за людьми.

– Н-да, и в "избранном обществе" презираемая профессия, - с нескрываемой горечью подтвердил Фельмери.
– Охотник за людьми! Такого определения я, признаться, еще не слыхал.

– Есть и другое: "охотник за черепами", - проговорил Казмер.
– Такое слышали?

– А знаете, как все получилось?
– спокойно продолжал Фельмери.
– Мать моя, когда была беременна мною, увидела какой-то странный сон. Ну, была она женщина темная, непросвещенная. Поэтому наутро отправилась к ближайшей гадалке сон свой истолковать. Посадила ворожея мою мамашу под самое ветвистое дерево и говорит: "Узнай же, дочь моя, правду. Сам сатана ночью навестил тебя и печатью каиновой душу дитяти твоего еще во чреве материнском пометил. Горе-горькое, беда приключилась с тобой, девонька! Родишь ты сына, и будет он солдатом рати сатанинской. Не рабочим человеком, не врачом, не адвокатом, даже не инженером по электричеству, каким, к примеру, станет Казмер Табори, а будет твой сын упырем-кровопивцем, охотником за черепами. Через много-много лет повстречается твой сын-кровопивец в местечке Балатонэмед с одним большим коммунистом, с инженером Казмером Табори. Вот он-то и вырвет сыночка твоего из сатанинских когтей. Товарищ Табори объяснит ему все как есть, почему он по греховной дороге пошел. Докажет ему, что учение о классовой борьбе - это заблуждения отдельных людей и что на самом деле нет никакой классовой борьбы и нет никаких врагов - ни внешних, ни внутренних. А Виктор Меннель - уж и подавно никакой не иностранный шпион. Ну, убили его, бедняжку. Что ж тут такого? Сынок твой поблагодарит мудрого инженера Табори за советы, осудит свои кровавые негуманные действия, выйдет из рядов рати сатанинской и, очищенный духовно, подаст заявление в святой союз "хиппи", объединяющий длинноволосых юношей, шлепающих босиком по земле и провозглашающих такую свободу". Вот что, товарищ инженер, приключилось со мною еще до моего появления на свет. Окончил я академию и стал лейтенантом у этих самых "охотников за черепами", а попутно защитил диплом на философском факультете Будапештского университета. Ну а чтобы успешнее "охотиться за иностранцами", изучил немецкий и английский языки. Однако надежд на лучшее не теряю и рассчитываю когда-нибудь тоже стать великим гуманистом вроде вас.

Фельмери замолчал, Казмер был явно смущен, Илонка же с невозмутимым видом полировала пилочкой ногти.

– Мне кажется, вы меня неправильно поняли, - в конце концов нарушил явно затянувшуюся паузу Казмер Табори.
– Вы слишком обидчивы, лейтенант, и склонны гиперболизировать.

– Понял я вас правильно. И мне хорошо известно, что вы о нас думаете.

– Скажу честно, работа ваша мне не по нутру. Не люблю я ни тайн, ни секретов. Не люблю, когда следят за каждым моим шагом...

– Вот вы дожили почти до тридцати лет. И скажите: за вами хоть раз кто-нибудь следил? Никто. А если сейчас вы под наблюдением, что ж тут удивительного? Совершено убийство, а вы были в ссоре с убитым; в час, когда произошло убийство, вы неизвестно где находились...

– Мне известно. Я был в Будапеште. Только вы мне не верите.

– Не верим, потому что вы говорите неправду. И, естественно, этим вы навлекаете на себя подозрение.

Казмер молча посмотрел на Илонку, та потупила голову. Фельмери показалось, что она избегает взгляда Табори. Но почему?

– У меня не было никаких причин убивать Меннеля, - примирительным тоном сказал Казмер, доставая сигарету.

– Причину можно всегда найти, - возразил лейтенант.
– Сначала нужно разобраться в фактах. Вы сами признались, что Меннель был вам антипатичен.

– Вы тоже не внушаете мне симпатии, однако я не собираюсь вас убивать.

– А если бы, скажем, я стал приставать к Илонке Худак?

– Тогда бы я и вам влепил оплеуху.
– Казмер с вызовом посмотрел на лейтенанта.