Шрифт:
Профессор Табори вернулся домой усталый и голодный. Поэтому он был необыкновенно обрадован, увидев, что Бланка еще не спит, а ждет его с горячим ужином. Быстро умывшись, он сел к столу и принялся торопливо, с жадностью есть, успев только спросить, где Казмер.
– У себя. Кажется, еще читает, - ответила Бланка.
– Да ты не спеши, ешь медленнее. А то опять будешь жаловаться, что болит желудок.
– Уже болит. С самого утра. Понервничал, взвинтил себя, и схватило. Табори отпил большой глоток вина, намазал ломоть мягкого хлеба маслом. Никак не могу понять, почему Казмер так странно себя ведет. Может, ты объяснишь, что заставило его сказать неправду? Теперь я уже и сам убедился, что девятнадцатого он в Будапеште не был.
– Не знаю, где он был, - устало проведя рукой по лбу, прошептала Бланка.
– Он и мне этого не говорит. Да ты ешь. Гарнир почему-то даже не попробовал.
– Взглянув на брата, она с грустью увидела, как сильно Матэ переживает все происходящее: лицо у него осунулось, стало каким-то землисто-серым.
– Ты много куришь, - сказала она.
– И почему без мундштука?
Табори ощупал карманы:
– Знаешь, я его где-то потерял.
– В Будапеште забыл, наверное.
– Да нет, едва ли в Будапеште, - в большом замешательстве пробормотал профессор.
– Потому что Шалго спросил у меня о нем еще вчера, до моей поездки в город.
– О чем спросил тебя этот противный тип?
– непривычно раздраженно воскликнула Бланка.
– Почему, говорит, ты не пользуешься своим красивым мундштуком? А что это ты так против Шалго настроена? Он чем-нибудь обидел тебя?
Бланка не ответила. Табори пристально посмотрел на сестру: красивое лицо ее казалось усталым и старым.
– Ты слышал, что случилось?
– с волнением в голосе вдруг спросила она.
– Где и с кем?
– переспросил Матэ, закончив ужин и откинувшись в кресле.
– Нашего гостя чуть не убили.
– Что ты говоришь! Хубера?
– Да. Если бы не Лиза Шалго, его бы уже не было в живых.
Пораженный неожиданной новостью, профессор растерянно слушал рассказ сестры.
– Интересно, ей-то откуда стало известно, что жизнь господина Хубера находится в опасности?
– Оттуда, что ее муженек, этот местный Шерлок Холмс, додумался спрятать у нас в гостиной какой-то секретный микрофон. Теперь ты понимаешь, почему я вся буквально киплю от ярости?
– Это в самом деле возмутительно! Какое он имел право? И после всего этого он еще приходит сюда и просит одолжить ему машину?
– Табори побледнел от возмущения. Достав из кармана таблетки, он положил одну в рот и запил водой.
– Нет, я этого так не оставлю!
– Профессор Табори вскочил, забегал по комнате.
– И давно они нас подслушивают?
– Разве они скажут? Я спросила, но старый паяц, как всегда, отшутился. Даже заявил, что мы ему еще спасибо должны сказать. Не будь микрофона, говорит, Хубера уже не было бы в живых. Ну что я ему на это могла ответить?
– Я сейчас же переговорю с полковником и потребую извинений. Я прокурору буду жаловаться!
– Голос профессора Табори вибрировал уже на самых высоких нотах.
– Это же полнейшее попрание прав личности! Грубейшее нарушение закона!
Бланка дождалась, пока брат остынет, и только после этого сообщила:
– Полковник Кара вернулся к себе в Будапешт. Они тут какое-то соглашение с Хубером заключили.
– А где Хубер?
– У себя в комнате. Он совершенно потрясен этим покушением.
Бланка обеспокоенно, с тревогой смотрела на брата, огромного и сильного, яростно метавшегося из угла в угол.
– Я тебе скажу, Матэ, эти Шалго никогда мне не нравились. Убеждена, что они специально приставлены шпионить за нами. Подлые провокаторы! Но ты ведь всегда горой за них стоял.
– Голос ее сделался едва слышным, дрожащим, и она почувствовала себя вдруг слабой и беззащитной.
– Ах, Матэ, милый, как трудно мне так жить! Как страшно! Иногда я чувствую себя обреченной. Сегодня я ездила в Фюред. Казмер отвез меня туда на машине и к вечеру вернулся за мной. Впервые за много лет я снова была в церкви. Вошла, села на последнюю скамейку, начала молиться. И вдруг мне так захотелось умереть. Сразу, там же...
Матэ Табори, пораженный ее словами, подошел, обнял ее и утешающе сказал:
– Зачем так мрачно, сестра? Ты совсем не одинока. Ты же отлично знаешь, что всегда рядом с тобой - я.
Бланка беззвучно плакала.
– Зачем мне эта жизнь?.. Одни страдания, страх, - срывался с ее губ шепот.
– Перестань, Бланка...
– только и смог выдавить из себя Матэ. Он вдруг подумал о том, что жизнь его сестры могла сложиться совсем по-другому, не напиши он ей тогда, движимый ненавистью к ее избраннику, фашисту Моноштори, то суровое, бескомпромиссное письмо: "...Я требую и жду, что ты совладаешь со своими чувствами... Мы живем в эпоху, когда есть дела, в тысячу раз более важные, чем любовь... Ты вынуждаешь меня поставить перед тобой суровую дилемму: он или я. И ты должна сделать выбор. От друзей я знаю, что он за человек. И я верю своим друзьям. А потому говорю тебе: не хочу ни знакомиться с ним, ни тем более подавать ему руку..."