— Именно так.

— Разве вы не утверждали в присутствии подсудимого, что из револьвера никогда не стреляли, после того как мельком взглянули на оружие?

— Может, и утверждал.

— Если я правильно понял, так и было?

— Очень может быть.

— Еще до того, как вы провели расспросы?

— Да.

— Но если расспросы и только расспросы убедили вас в том, что из этого револьвера не стреляли, как вы могли утверждать это наверняка еще до того, как предприняли расспросы?

— Наличие сухой смазки и отсутствие каких бы то ни было следов нагара и борозд создали впечатление, что из этого револьвера никогда не стреляли. А последующие расспросы подтвердили это предположение.

— Ах, теперь вы называете это "впечатлением"?

— Я решил, — повторил сержант с убийственным упорством, от которого мистеру Тодхантеру хотелось завизжать, — что из этого оружия никогда не стреляли.

— Насколько я понимаю, у вас была возможность осмотреть дом мистера Тодхантера. Какое впечатление он у вас оставил?

— Довольно приятный дом, — несмотря на всю выдержку, в голосе сержанта послышались растерянные нотки.

— Он показался вам жилищем человека, который ценит комфорт?

— Можно сказать и так.

— Ни к чему проявлять такую осторожность. Вы прекрасно видели, что представляет собой этот дом. К примеру, каким он был — опрятным или неряшливым?

— Мне показалось, что в нем довольно чисто.

— Холодным или теплым?

— Теплым.

— Вы заметили какие-нибудь приметы комфорта — к примеру, центральное отопление?

— Да, центральное отопление в доме я видел.

— А электрические камины в спальнях?

— Я побывал только в одной спальне.

— Был ли в ней электрокамин?

— Да, — с несчастным видом подтвердил сержант, наконец-то сообразив, куда дует ветер.

Сэр Эрнест рывком сбросил маску.

— Вот именно! А вам известно, что масло, особенно смазка для огнестрельного оружия, чувствительно к воздействию тепла?

— По маслам я не специалист.

— Разве надо быть специалистом, чтобы знать, что в тепле смазка быстро высыхает?

— Не могу сказать.

— Вы сообщили нам, что видели револьвер только в ноябре. Как нам известно, мисс Норвуд была убита в сентябре. Вы готовы подтвердить под присягой, что смазка револьвера не высохла бы за целых два месяца в жарко натопленной комнате теплого дома?

— Я не могу подтвердить под присягой то, что касается смазки, выкрутился сержант как смог.

— Но если бы не присяга, вы, видимо, смогли бы утверждать это?

— Я просто высказал свое мнение.

— Да. Правильно ли я понял, что вы, не располагая необходимым опытом и знаниями, высказали мнение, которое были не вправе высказывать, повторили его своему начальству не как мнение, а как установленный факт, и теперь считаете своим долгом отстаивать свое категорическое и беспочвенное заявление?

Сэру Эрнесту наконец-то удалось задеть сержанта за живое.

— Это некрасиво с вашей стороны, — возмутился он.

— И тем не менее я сказал правду, — парировал сэр Эрнест и сел, лучась улыбкой.

Мистер Бэрнс осторожно взялся за своего взволнованного свидетеля.

— Не вдаваясь в технические и прочие ненужные подробности, справедливым ли будет утверждать, что ваша подготовка, не включавшая знакомства с особыми свойствами смазок, тем не менее позволила вам сразу определить, что из револьвера никогда не стреляли?

— Правильно, — подтвердил сержант. Его отпустили, и он с явным облегчением покинул свидетельскую трибуну.

Несмотря на возмущение, с которым мистер Тодхантер слушал допрос (как этому человеку хватило совести выдавать за установленный факт ничем не подкрепленную догадку?), он не мог не посочувствовать свидетелю. К облегчению подсудимого, сэр Эрнест с удивительной ловкостью выпутался из затруднительной ситуации.

Но мистер Бэрнс еще не собирался сдаваться. Он пошуршал бумагами и взглянул на судебного пристава.

— Пригласите мисс Джулию Фэри.

А это еще кто такая, мысленно изумился мистер Тодхантер. Ответ на свой вопрос он получил незамедлительно. Любопытная, сгорбленная пожилая особа в черном вползла на трибуну, как громадная улитка, и мышиным голоском принесла присягу.

Если верить представителям прессы, она дала следующие показания:

— Я живу в доме номер восемьдесят шесть по Гамильтон-авеню в Ричмонде, служу там кухаркой. А в доме по соседству жила покойная мисс Норвуд. Я часто видела, как она гуляла по саду — он виден из наших окон. Общее расположение сада покойной мисс Норвуд мне знакомо. Месяца три назад я возвращалась домой из театра. Время было уже позднее, если не ошибаюсь, около полуночи. Дату я запомнила потому, что единственный раз за минувший год побывала в театре в лондонском Уэст-Энде. Это произошло третьего декабря. Как раз когда я входила в дом, я услышала громкий шум со стороны сада мисс Норвуд, откуда-то от беседки. Я перепугалась, вспомнила, что прошлым летом там застрелили мисс Норвуд, и вбежала в дом. Этот громкий звук был похож на треск или выстрел. На следующий день я рассказала о случившемся другим слугам. Несколько дней мы искали в газетах сообщение о том, что кого-нибудь застрелили, как мисс Норвуд.