– За знакомство!

После того, как все трое выпили, Гедалья продолжил:

– Так вот, этот святой человек, – и он снова прищурил левый глаз так, что все рассмеялись, – прибыл в Амстердам в конце шестнадцатого века. Он был очень зол на испанскую корону, которая обошлась с евреями очень плохо, – и, подкрепляя эту скромную фразу, добавил: – Поубивали чертову уйму народу, ни детей, ни женщин, ни стариков не щадили, в живых оставили только тех, кто крестился. – Ну, это известная история, – Гедалья остановился, помусолил кончик сигары и кивнул Герберту на пустую рюмку. Тот тут же наполнил ее, затем свою и вопросительно посмотрел на рюмку Курта.

– Лей, лей! – Гедалья помахал сигарой, утверждая необходимость включить в процесс выпивки и юного наследника, – для разговора нужен единый градус у каждого собеседника.

– Так вот, этот мой сердитый пращур развил в Голландии кипучую деятельность, создал еврейскую общину, наладил торговлю с Северной Африкой, представлял в Голландии марокканского султана. Одним словом, заработал кучу денег и профинансировал строительство пиратского флота, целью которого было нанесение максимального урона Испании, но все в рамках согласованного с правительством Голландии договора. Да, так флот этот возглавил его брат Иосиф, вот этот парень уже был настоящим, как говорится, еврейским пиратом.

Розенштерн, как бы ставя точку в рассказе, потушил сигару, крепко прижав ее тлеющий кончик к стеклу пепельницы.

– Ну, а верфи, которыми мы владеем совместно, – и он сделал жест в сторону Герберта, – прошли долгий путь. На них когда-то закладывались парусные галеоны и каравеллы, а теперь чуть не половина торговых судов Европы строится в Голландии, и немалую долю в этот бизнес вносят наши верфи и там, в Голландии, и здесь, на Эльбе.

Гедалья посмотрел на стоявшие в углу напольные часы, которые густым басом отбивали третий час. Герберт поднялся:

– Курт, у меня к тебе просьба. Посмотри отчет по складскому хозяйству за прошлый месяц, ты ведь уже почти специалист по бухучету.

И он проводил внука в библиотеку, которая примыкала к кабинету и была отделена от него двухстворчатой дверью. Он вручил Курту толстую пачку бумаг и вернулся к гостю, оставив дверь приоткрытой. Курт вовсе не был уверен в своих способностях как бухгалтера, тем не менее попытался вникнуть в документы, касающиеся учета прохождения товара через склады, расположенные в Гамбургском филиале компании. Но уже через несколько минут ему стало ясно, что дед имел иные цели, оставив открытой дверь, и бумаги эти – лишь предлог оставить Герберта наедине со своим партнером при том, что ему было нужно, чтобы Курт мог слышать, о чем они с Розенштерном беседуют. Гедалья, конечно, понимал, что его разговор с Гербертом не станет для Курта тайной, но, видимо, обоим так было удобнее говорить о неприятном, не имея перед глазами юношу, чья реакция на услышанное могла их смутить.

– Когда? – Герберт задал вопрос, который был продолжением прежнего разговора.

– В следующий четверг мы с Ионой отплываем на «Albert Ballin» в Нью-Йорк. Рами останется в Берлине еще на месяц, надо закончить кое-какие дела, и ему это по силам.

– Элизабет очень переживает, хотела бы попрощаться с Йоной, я надеялся, что вы приедете вместе.

– Я так и планировал, но после того, – Гедалья достал вторую сигару, долго прикуривал, – ты помнишь, что творили штурмовики и особенно эсэсовцы первого апреля? Они встали у дверей нашего банка и орали на всю улицу о том, что этот банк еврейский. Наклеили на стекла желтые шестиконечные звезды. Но особенно отвратительно они вели себя возле нашего магазина с яхтенным инвентарем, что у входа на верфь. Такое пастельное место, берег Эльбы, весна, птички поют, и Йона оказалась там именно тем утром. С тех пор не выходит из дома, ждет отплытия, ни с кем не хочет общаться. Вы должны извинить ее, она очень любит Элизабет и тебя, но ей кажется, что она унижена и может вызывать только жалость, или, еще хуже, брезгливость окружающих. Знаешь, что она мне сказала в тот день вечером за столом? «Если бы я решилась взять винтовку и застрелить нескольких из тех скотов, тогда я не чувствовала бы себя так мерзко!» И когда я объяснил ей, что толпа растерзала бы тебя в тот же миг, как только ты подняла бы ствол этой винтовки, она ответила мне:

– Гедалья, может быть, это лучший выход – умереть так, хватит с нас безответных погромов!

– Это все ужасно, мой друг, но я уверен, немцы не станут безучастно смотреть на этот разгул черни. Эта волна пройдет. Гитлеру нужно некоторое время для того, чтобы восстановить порядок и запустить маховик экономического развития. Страсти сойдут на нет и все успокоится.

– Герберт, я младше вас, но ненамного, так что позволю себе вам возразить. Во-первых, в рядах НСДПА далеко не только чернь. Там полно врачей, учителей, и прочих писателей и артистов. Во-вторых, похоже на то, что Гитлер сделал антисемитизм основой своей идеологии. Вы видели его апрельский декрет, определяющий статус «не арийца»? Этот документ совсем не похож на какую-то временную меру и, естественно, под это определение в первую очередь попали и были поражены в правах евреи. Ты хоть представляешь, сколько народу моментально потеряло работу? Их тут же повыгоняли с госслужбы, из армии, судов, высших учебных заведений, школ. Частники лишились клиентуры. Тысячи, я думаю, сотни тысяч людей остались без гроша в кармане. А эти костры из книг! У всех порядочных людей на устах слова Гейне: «Там, где сжигают книги, будут жечь людей».

Гедалья вынул платок и протер лицо. Он покраснел, руки его дрожали. Герберт предложил ему стакан воды.

– Лучше плесни коньяка. Поверь, Рихтер, это не временное явление, это только начало, поверь моему чутью наследника предков, бежавших триста лет назад из Испании.

Герберт молчал, он постукивал пальцем по лакированной столешнице стола и в задумчивости взирал на своего взволнованного партнера и близкого друга. Он никак не мог с ним согласиться. Но видел, что возражения любого толка не будут приняты Гедальей в таком состоянии. И еще в самой глубине своего сознания он улавливал неприятную зудящую струнку сомнения в своей уверенности. Розенштерн младше его всего на шесть лет. Он очень умен, очень силен как бизнесмен и финансист, и его успешность предполагает умение просчитывать ситуацию и в экономике, и в политике на много ходов вперед. При этом никак нельзя заподозрить этого сильного мужчину в паникерстве. Да, сегодня он был несколько перевозбужден, и Герберт действительно видел его в таком состоянии впервые, а это может означать, что грядут события, которые этот еврей предвидит лучше, чем он, и следует очень внимательно к нему прислушаться.

Словно уловив ход размышлений своего собеседника, Розенштерн продолжил:

– Давай поговорим, наконец, о деле. Все мои авуары к сегодняшнему дню сконцентрированы в моем филиале в Нью-Йорке. Я уверен, что теперь он станет основным подразделением нашей империи. И мой совет тебе: немедленно переведи все свои свободные средства в Нью-Йорк. К этому моему совету, я надеюсь, ты прислушаешься. Да, и немедленно не означает разовым траншем. Переводи частями с разных счетов, не вызывая повышенного внимания центрального банка. Тебе это может показаться чрезмерной мерой, но поверь, это лишь минимальная страховка.