Шрифт:
– Послушай, Джордж, – перебил его Пол, решив задать давно мучивший его вопрос. – Ты сейчас читаешь разные книги... Скажи, это правда, что есть такой закон природы: когда рождается гений, кто-то должен умереть?..
– Кто это тебе сказал?
– Стюарт.
Джордж помолчал. Потом сказал осторожно:
– Не то, чтобы закон. Но такая зависимость замечена. Это может быть не обязательно смерть человека. Это может быть стихийное бедствие. Гений изменяет вселенную, а она борется за себя...
– Подожди, ну а когда родился тот же Иисус?..
– Ты забыл Библию? Избиение младенцев. Когда родился Иисус, было уничтожено целое поколение.
– Пока, – Пол бросил трубку и долго смотрел на нее, как на ядовитую змею.
«Битлз» вылетели в США, и в первый же день в Чикаго состоялась специальная «примирительная» пресс-конференция.
Джон долго юлил и крутил, пытаясь, не унизившись, погасить страсти. Но журналисты с каменными лицами продолжали твердить одно:
«Готовы ли вы принести извинения американским христианам?»
– Если бы я сказал, что, например, телевидение популярнее Христа, на это не обратили бы внимания, – уходил от прямого ответа Джон. – Но, что сказано, то сказано, и я признаю, что был неправ или неправильно понят. И теперь давайте об этом забудем.
– Готовы ли вы принести извинения? – Казалось его могут придушить прямо здесь и сейчас.
– Я не против Бога, не против Христа, не против религии, – с выражением зубной боли отвечал Джон. – Я же не утверждаю, что мы лучше или важнее. Я и сам верю в Бога. Я верю: то, что люди называют Богом, находится внутри нас. Я верю: все что говорили Иисус, Магомет, Будда и все прочие, – это все верно. Просто их слова не всегда правильно переводили. Я же не имел в виду, что «Битлз» лучше Бога или Иисуса. Я упомянул о «Битлз» просто потому, что мне легче говорить именно о «Битлз».
– Вы сожалеете о том, что сказали по поводу Христа? Вы готовы принести извинения?
– Я не говорил того, что мне приписывают. Я сожалею, что сказал так. Правда. Я не думал, что это будет воспринято как грубое антирелигиозное заявление... – Его лицо было покрыто красными пятнами. – Я прошу прощения, если уж вам именно это так хочется услышать. Я до сих пор не понимаю, что же я такого сказал. Я пытаюсь вам все объяснить... Но если вам уж так хочется, то ладно – я прошу прощения...
Никогда еще Джон не чувствовал себя так униженно.
«Совсем не похоже на нашу первую пресс-конференцию в Америке», – заметил Джордж, и остальные невесело усмехнулись.
В этом турне изоляция «Битлз» от окружающих достигла наивысшего пика. Теперь их охраняли не только от чрезмерной любви, но и от откровенной ненависти. По согласованию с правительством США служба безопасности, пропуская зрителей в залы, обыскивала их и изымала оружие... Когда на одном концерте раздался выстрел детской хлопушки, Пол с перепугу кинулся со сцены...
– Итак, мальчики больше не будут выступать, это решено, – скорбно сказал Эпштейн своему другу, американскому юристу Нату Вайсу перед последним гастрольным концертом. – Я больше не заключаю контрактов, и, похоже, я больше не буду им нужен... – Он встряхнулся. – Но всегда найдется что-нибудь, способное меня утешить. Мне позвонил Ди Джиллескай, он тут, в Лос-Анжелесе. Он хочет со мной встретиться.
Нат по-настоящему уважал Эпштейна и был в курсе его личных невзгод:
– Брайан, – попытался он отговорить его, – ты не должен встречаться с этим парнем. Однажды он уже пытался зарезать тебя, что он выкинет на этот раз?
– Отелло не убил бы Дездемону, если бы не любил ее, Нат. Я живу в мире сильных страстей.
Он встретился со своим любовником в домике на Беверли Хиллз и провел с ним идиллическую, по понятиям гомосексуалиста, ночь. Утром Ди исчез. Прихватив атташе-кейс Брайана. В нем было двадцать тысяч долларов, важные документы, а главное – его фотографии в постели с различными молодыми людьми...
Поисками Джилескай занялись частные детективы.
Вернувшись в Лондон, Брайан никуда не выходил из дома, заглушая душевную боль и страх публичного позора спиртным и наркотиками. Однажды Питер Брайан, у которого были ключи от его квартиры, нашел его без сознания и отвез в больницу.
Когда Эпштейна привели в себя, он сказал Питеру:
– Это случайность. Глупая случайность.
Неизвестно, кого он хотел обмануть больше – Питера или себя. Ведь на его столе, на самом видном месте лежала записка:
«Это все для меня чересчур. Я не могу этого больше выносить».
Но он поправился. Возможно, не последнюю роль в этом сыграло послание, найденное им среди принесенных в палату апельсинов:
«Выздоравливайте быстрее. Я вас люблю, вы понимаете, что я имею в виду. Джон».