Он делал ей комплименты, шептал что-то, наклоняясь почти к самому уху, и она смеялась...

Запрокидывала голову и смеялась искренне и заразительно. Она флиртовала с ним отчаянно и пила вино. Была такой красивой. Пылала, словно костер. И не смотрела на Рикарда...

Лишь один раз их взгляды снова пересеклись, и в её глазах было что-то, возможно... сожаление?

О том, что было вчера? Демоны Ашша!

Он бы убил Дитамара. Прямо здесь. Сломал бы ему шею, лишь бы не видеть его, склонившимся к её плечу...

Лишь бы не видеть его губы, шепчущие что-то ей на ухо...

— ...мэтр Альд был весьма высокого мнения о твоих талантах...

Они уже отбросили коринтийские приличия и перешли на «ты».

— ...в тебе горит огонь...

— ...если твое умение владеть шемширом хотя бы наполовину равно твоей красоте, я уже в тебя влюблен...

— ...закончим войну, и я приеду в Зафарин...

Рикард не мог есть.

Она ведь делает это специально. Зачем?

Хочет его оттолкнуть? Но зачем?

Зачем её этот заносчивый лаарец с глазами голодного льва?

Он понимал, что этот яд внутри — ревность. Но всё, чему его учили в Храме Бога ночи, не помогало от этого врага. И он ничего не мог с собой поделать, сидя за столом и переполняясь ненавистью к хозяину дома и к себе.

Почему он не встанет из-за стола и просто не уедет? Он выполнил задание королевы, дождь кончился, его ничто больше здесь не держит.

Но он не мог. Не мог оторвать глаз от Кэтрионы, не мог не думать о вчерашнем, и не мог заставить себя не чувствовать этой ненависти и боли. Не мог уйти. И ненавидел себя за это ещё больше.

Они танцевали. И рука Дитамара прижимала к себе Кэтриону слишком уверенно и властно, и смотрел он так, словно она уже принадлежала ему.

А ей это нравилось.

И Рикард не мог пить. Вино осталось нетронутым. Сейчас то, что он чувствовал, заглушило даже ненависть, которую он испытывал к белым плащам. Он терпеливо ждал.

Чего?

Танец закончился, они снова сели за стол, и он слышал обрывки разговора, глядя на свое отражение в большой ониксовой вазе.

— ...и ты не боялась путешествовать одна? — Дитамар сел ещё ближе к Кэтрионе.

— Разве я была одна? — ответила она лукаво.

— Ах да, твой верный пес, — Дитамар усмехнулся, и их взгляды с Рикардом встретились, — он и сейчас смотрит на меня так, словно собирается перерезать мне горло и выбирает место получше. Впрочем, для пса это хорошее качество. Хотя в моем случае бесполезное — вряд ли твой пес смог бы защитить от моего кхандгара.

— При всем уважении к хозяевам дома, но я бы на вашем месте не говорил так уверенно, — ответил Рикард с ледяным спокойствием.

— Вот как? — Дитамар откинулся в кресле, и глаза его снова налились янтарной желтизной. — Я задел профессиональную гордость? Не стоит, право, я не дерусь с заведомо слабым противником.

— По предыдущему бою у меня сложилось обратное впечатление, — Рикард отодвинул хрустальный бокал, в котором вино осталось нетронутым, — а то, что твой противник слаб, всегда придает ложное ощущение всемогущества. И пьянит не хуже вина, верно?

Дитамар прищурился, и его лицо оставалось непроницаемым несколько мгновений.

— Верно, — наконец, произнес он, постукивая пальцами по поручню кресла, — но найти равного всегда непросто среди огромного количества выскочек, умеющих драться лишь до первой крови. И мнящих себя профессионалами.

— Смотря где искать. Если среди тех, чьей профессией является торговля, то согласен — это бессмысленные поиски, - Рикард тоже откинулся на спинку стула.

За столом повисла тишина.

— У нас говорят: можешь научить — учи, и если торговец жаждет науки боя, что ж, я не против проучить его, — ответил Дитамар, не сводя с Рикарда глаз.

— А у нас говорят: дурака учить — только портить. И драться с дураком добровольно может только ещё больший дурак.

Тишина в комнате уже почти звенела, лишь дрова потрескивали в камине.

— На что у нас говорят, что язык дурака всегда доведет до драки, — Дитамар подался вперед.

— Зато подраться — это лучший способ остудить голову.

— На каком оружии? — Дитамар встал.

— Предоставлю выбор хозяину дома, — Рикард тоже встал.

— Кхандгар? — Дитамар отшвырнул камзол.