От воды тянет холодом и вонью рыбного рынка, девочка ёжится, но встает в центре пятачка.

А вокруг горящие глаза, жадные взгляды и дрожащие руки.

— Ну, же! Не тяни! — восклицает тощий мужчина в рубище и с язвами на ногах.

— Сперва кладите деньги, — отвечает девочка, взгляд упрямый и сосредоточенный.

И в корзинку летят медяки.

Она поднимает руки над головой, и они превращаются в огненные крылья. И музыка - дзуна и свирель, приходят откуда-то издалека, наполняя души людей волшебством. И напряженные лица расслабляются, закатываются глаза, перестают дрожать руки. Люди рассаживаются в круг, приваливаясь друг к другу, судорожно сжимая чужие ладони и плечи, и смотрят умиротворенно и восторженно, боясь пропустить хоть мгновенье.

А в центре пятачка пылает огонь.

Как горячая лава, обжигающие капли стекают с кончиков пальцев танцовщицы, превращаются в огненные перья, летят во все стороны, проникают им под кожу и ползут под ней, растворяясь внутри. Кровь пузырится, кипит в венах и жжет изнутри. А девочка кружится в безумном танце, и не девочка даже, огненная птица машет крыльями. И каждый взмах — дождь из алого с золотым, и тепло течет с кончиков её пальцев благодатным дождем и одаривает каждого. Ни с чем не сравнимое тепло…

Им трудно дышать, но каждый вздох как благословение. И мир становится совсем маленьким, а затопивший их жар — бесконечным. Сердце колотится бубном и, кажется, оно сейчас разорвется от переполняющего его восторга. Вокруг танцовщицы все горит алым, перетекая в малиновый, запекается кровью и затухает углями прямо на камнях.

Когда она уходит, они почти все в беспамятстве. Глаза закрыты. Они обнимают друг друга, поджимая босые ноги. Они счастливы…

Девочка идет обратно, перескакивая с камня на камень, и прячет половину денег рядом с домом, под мостом в тайнике.

— Мама? Смотри, сколько мидий я сегодня продала! — она кладет перед матерью пять монет.

— Моя маленькая девочка, — шепчет женщина и гладит её по волосам, — не такой жизни я хотела для тебя…

Кэтриона проснулась от собственного хрипа.

Поисковая нить, та, что в кулоне, почти горела, обжигая кожу, и цепочка натянулась на шее и звала куда-то. Сон, который она только что видела, был настолько явственен, что в ноздрях до сих пор чувствовался запах соли и моря. И сначала Кэтриона даже не могла понять, где находится, ощупывая руками кровать.

Слабый свет шел из её сумки.

Она открыла её — коробочка, та, что она нашла в вещах Крэда, светилась алым.

— Как же тебя открыть? — Кэтриона зажгла свечи, обшарила стол в поисках чего-нибудь острого и тонкого.

Быть может, сейчас, пока она светится, ей удастся найти замок?

Ничего острого не нашлось, клинок её кинжала был слишком груб для этой изящной шкатулки и, взяв свечу и сумку, она отправилась на поиски. Дом Текла спал. Сквозь большие окна галереи виднелось розовеющее небо, совсем скоро утро. Сколько Кэтриона проспала? От силы час.

Она вернулась с маскарада едва живой и долго лежала в ванне, исследуя ссадины и синяки, оставленные её не слишком вежливым пленником.

Сон-трава. Адда делала из неё отличную вытяжку, почему же она не подействовала на этого Кадора? Это ведь могло стоить ей жизни.

Она спустилась по лестнице и зашла в библиотеку. Где-то здесь на столе она видела нож для бумаг, и у него достаточно тонкое лезвие. Поставила свечу на стол и села в кресло.

Мысли вернулись на маскарад.

До этого целый день она потратила впустую. Аптеки. Карточные турниры. Даже посещение Сумрачных псов под видом племянницы князя Текла ничего не дали. Никто не знал, не видел или не помнил человека, подходящего по описанию на загадочного убийцу Крэда.

Кто же он такой?

И вот он сам, собственной персоной, пригласил её на танец. Это совпадение? Нет. Не бывает таких совпадений.

Что его выдало?

Едва заметная хромота. И взгляд. Её словно холодной водой окатили. Его глаза, как лёд. Как у того прекрасного и страшного зверя из её первого погружения в Дэйю. И ещё отражения, которые он делал очень умело. Отражения, заставившие к концу танца её руки дрожать.

Она бы видела их, если бы могла. Что они отражали? Её воспоминания. А она силилась вспомнить, но не могла, была почти на грани, так, что голова чуть не лопнула от этого чувства, словно он ломал стену, которую воздвиг Орден между ней и её прошлым. В голове пульсировала боль. Почти такая, как тогда в башне, когда старуха Эрионн поила её своими страшными зельями. И, склоняясь в реверансе, Кэтриона едва не потеряла сознание.

А потом он ушел. И боль ушла.

Может, она недостаточно смазала перстень сон-травой? Хотя и укола хватило бы, а она оцарапала ему шею.