Не знаю, почему они все еще держатся за свои принципы. Все кажется таким логичным: убей — и не будешь убит. Но я начинаю восхищаться ими. Альхедор через Белое воинство приказал подразделению похищать их детей, но даже дети остаются непреклонны. Даже дети помнят, кто они, и среди них есть учителя, наставляющие их не предавать идеалы народа. Некоторые из них предали их еще во время Смут, но даже таких людей никто не ненавидит и не презирает. Они всего лишь сделали свой выбор — так они говорят о тех, кто их покинул. Это невероятно. Это восхищает и пугает одновременно.

Я не знаю, есть ли сила, способная сломить этот народ. Лиддея хочет допустить вторжение предателей из Азардана, чтобы те пришли и уничтожили своих бывших соплеменников, ведь они знают, что никто не обнажит меча в ответ. Оставшихся убьет озлобленный народ. Народ Лиддеи уничтожит кровь от крови своей! Потом же, когда эшри, как досадная помеха, будут ликвидированы, Гончие убьют предателей из Азардана. А без них Азардан — не более чем шайка бродяг с деревянными мечами. Все выглядит так устрашающе. А страшнее всего то, что это сработает на самом деле. Если только кто-нибудь не остановит их. Другой надежды нет.

Они приказали мне и Малкольму Россу убить Аделара Деверро, чтобы ослабить веру его людей и разбросать их по земле. Но я на это не пойду. Росс тоже. Росс любит адмирала-Стерегущего больше, чем собственную жизнь. Ради него он готов на все. Не знаю, что он придумал. Но по его глазам и виду я все яснее понимаю: на этот раз никто не умрет.

Не от моей руки.

Я устал их убивать»

Я молча оседаю на пол. Слезы сами катятся по щекам. Так вот как все на самом деле было. Мой отец и Малкольм — два героя, пожертвовавшие всем ради тех, кем восхищались и кого любили. Ради Аделара и его народа… и ради меня. Ради всех нас, вдруг понимаю я.

Чтобы все мы могли жить.

— Когда все это вскрылось, я лично разогнала Гончих, — подает голос Анга. — Сказала им возвращаться каждому в свой дом. Нас обманули. Навязали нам чужие идеалы. Так противно… Плачь, Данайя, — говорит она, заметив мои слезы. — Плачь об этом и о нас. Обо всех нас. Плачь… а потом вставай и продолжай идти. Тебе еще так много предстоит…

— А ты? — спрашиваю я сквозь слезы.

— А я пойду своей дорогой, — улыбается она. — Я не умею ничего, кроме как быть Королевой-Гончей. Возможно… у меня еще все впереди.

— Все будет, — шепчу я. — Все обязательно будет… у всех нас…

— А знаешь, чем с самого начала должен был стать Зиккурат? — вдруг спрашивает Анга.

— Чем же?

— Маяком.

…Я спускаюсь на дорогу, к Львиным воротам. Мэл и Аделар уже стоят там, прямо под ними. Вик сидит на большом валуне и лениво болтает ногами. Я подбегаю к нему и крепко обнимаю его. Я полна жизни, полна знания, полна сил. Мы стоим у маяка, созданного для песчаных кораблей — еще до Первых смут; стоим под Львиными воротами, где дали клятву два дезире-Стерегущих. Я спешу поделиться с ними этим знанием, но Вик мотает головой и прижимает палец к губам. Тогда я сажусь рядом с ним и слушаю, о чем толкуют эти двое.

— Куда ты отправляешься теперь? — спрашивает Аделар, не глядя на Мэла.

— Это новый ветер, брат. Все поменялось, — отвечает тот. — Теперь мой дом там, где они.

— Их дом — среди эшри, — усмехается Деверро. — Они оба уже показали это. Данайя-эшри — часть народа, как и ее брат. Они больше не оставят нас. И ты.

— А помнишь… мы же обещали им? — Мэл щурится, глядя на солнце. — Построить мир, в котором мы могли бы жить?

— Помню, дружище, помню… — Адмирал кладет руку ему на плечо, потом шутливо треплет волосы. — И неужели ты думаешь, что я отступлю… сейчас?

Я украдкой вытираю слезы. Вик лишь сильнее сжимает мою ладонь и проводит ею по моей щеке.

— Там будут маяки и корабли, — говорит Малкольм, глядя куда-то вверх. — Там будет Исток и то, что мы потеряли, оставив как напоминание в Зале хроник… Все будет, друг! Все будет! Правда же?

Я поднимаюсь, беру Вика за руку и подхожу к ним сзади. Малкольм обнимает меня за талию и целует в волосы. Аделар все так же смотрит — строго, но ласково, с какой-то почти отеческой теплотой. Вик выглядывает из-за руки Мэла. Мы стоим вчетвером и смотрим, как садится за горизонт огромное алое солнце, чьи горячие лучи золотят гривы каменных львов над нашими головами.

И я говорю — будто сама себе и в то же время всему миру.

Миру, который есть…

…и миру, который построим вместе.

— Будет два льва и одна свобода.