Шрифт:
Можно понять, почему автор биографии, нарушая датировку хроники, записанной со слов самого Дамаскина, переносит этот разговор из первого, «допустынного» пребывания Дамаскина в скиту Всех Святых, в бытность его скитоначальником. Видимо, монастырского биографа смутила описка – имя настоятеля, ведущего этот разговор, не Ионафан, а Вениамин (Вениамин стал настоятелем лишь в 1833 году). Описка это или оговорка самого Дамаскина, судить трудно, но корректировать в соответствии с нею жизнь валаамского игумена – просто нелепо. Нарушается житийная логика биографии Дамаскина.
Одно дело, когда с жалобой на немощь обращается новоначальный монах. Слабость – напомним, что у Дамаскина неправильно срослась нога и он был по сути инвалидом! – вполне оправдана.
И совсем другое дело, когда о снисхождении просит прошедший через разнообразные испытания и искушения отшельник. Едва ли вериги, которые он носил в пустыни, были легче трудов в скиту Всех Святых…
Не очень-то стыкуется и смысл поучения игумена с его решением все-таки освободить Дамаскина от послушания…
Все это заставляет нас думать, что не по слабости покинул Дамаскин управление скитом Всех Святых, а по мудрости, по миролюбию, столь свойственному ему, по смирению…
«Образцом общежития, – пишет в отчете святитель Игнатий (Брянчанинов), – признается Святою Церковью первое общество верных в Иерусалиме… С сожалением видел я совсем противный
Своеволие и самочиние – ведут к прелести…
Эта мысль красной нитью проходит через все сочинение святителя Игнатия Брянчанинова.
Когда читаешь «Описание Валаамского монастыря и смут, бывших в нем», возникает ощущение, что автор не только рисует картины нестроений в жизни монастыря, не только осуществляет удивительный по глубине и точности анализ поступков и помыслов монахов, но рисует столкновение опыта древнерусской северной святости, (вернее того, что осталось от этого великого и сурового опыта после реформ царя Алексея Михайловича, после протестантско-синодальных преобразований Петра Первого и его преемников) и опыта, только еще набирающего силу в русском монашестве, возрожденного старчества. Опыта, которому суждено будет просиять святостью оптинских старцев, праведностью Иоанна Кронштадтского, именами бесчисленных новомучеников российских…
Такое ощущение от «Описания Валаамского монастыря и смут, бывших в нем», словно присутствуешь при смене эпох русской святости. И то, что Описание сделано архимандритом, благочинным – святителем Игнатием (Брянчаниновым), уже принадлежащим к сонму новых российских святых, усиливает это ощущение, делает его неопровержимой реальностью.
Подводя итог своего расследования, Игнатий Брянчанинов скажет:
«Для прекращения самочиния и неповиновения, для предохранения по возможности от прелести наилучшим средством нахожу учредить, как и в Нямецком монастыре учредил знаменитый Паисий, от четырех до шести духовников и им вручить всех новоначальных. Духовники сии должны быть в духовном союзе с Настоятелем, и в полном у него повиновении; тогда точно они будут некоторое подобие семидесяти старцев, помощников Моисея в руководстве Израиля к земле обетованной.
Способным к сей должности полагаю: Дамаскина скитоначальника, который один показался лишь довольно искусным монахом во всем Валааме…»
Так и было названо имя будущего игумена Валаамского монастыря, которому суждено возродить Святой Валаам.
Часть вторая
Словно из шума сосен, словно из плеска бьющихся о береговые скалы волн, из тихого шепота молитв рождаются Валаамские сказания…
«Творец и Владыка всего сущего, которого не объявлены пути и неизвестны решения, которые есть мера и определение всему сущему в стремлении к праведности, – всем подает неоскудевающей рукой Свои благодатные дары, и сохраняет каждого, и воздаст по достоинству его».
Глава первая
Существует легенда, что самое название Валаама связано с именем библейского мага и прорицателя Валлама.
«Кто же не удивится Божии пресильной премудрости! – восклицает автор «Сказания о Валламском монастыре», созданного во второй половине шестнадцатого века. – Откуле тем диким людем вложено есть перьскаго древняго языка именование, Валам нарицаху остров той, ниже в их языце отнюдь таковое речение обретается…»
Современные ученые «библейскую» этимологию отвергают, но вместе с тем признают, что «удовлетворительного объяснения этимологии слова Валаам не существует».
Не существует удовлетворительного объяснения и многим историческим загадкам, связанным с Валаамом…
Предание утверждает, что апостол Андрей Первозванный установил на месте языческого капища на Валааме крест, дабы свет православия озарил северные края.
Никаких документальных подтверждений этому – увы! – нет, но и факты, которые бы опровергали предание, тоже отсутствуют… Все возражения насчет удаленности Валаама, что приводятся, как в светской, так и в церковной литературе, не выдерживают критики…