– Анастасия, я присмотрела тебе платье, черное, с элегантными цветами понизу. По-моему, просто идеально дополнит образ. Кстати, как там продвигается твоя «Венгерская рапсодия»?

– У меня все под контролем, – не моргнув глазом, отвечала Стася на вопрос матери, стараясь не замечать внутренний упрек совести.

Черные цифры настенного календаря беспощадно подтвердили – все, отступать дальше некуда. Оставленное с открытой крышкой пианино – для видимости прилежной подготовки – казалось, мстительно улыбалось своей черно-белой улыбкой.

– Я побежала! Завтрак на столе. Я в тебя верю, удачи! – мама на ходу чмокнула Стасю в макушку и убежала на работу.

Всю ночь Стасю мучили кошмары. Непрерывно звучала мелодия Венгерского танца, то затихая, то нарастая; красные пышные юбки в размеренном ритме двигались по кругу, расшитые цветастые подолы взмывали ввысь в страстном порыве и все кружили, кружили…. Но вся эта ночная фантасмагория никак не помогала воспроизвести нетленное произведение Ференца Листа наутро.

Стася вяло прожевала завтрак, натянула новое элегантное платье, прихватила папку с нотами и, надеясь только на чудо, отправилась на экзамен.

Позади семь лет «каторги» музыкальной школы, мужественно преодоленных с переменным успехом. И вот, на финишной прямой Стасина работоспособность дала сбой, подставив под удар все самые светлые мечты и ожидания матери.

Прекрасное майское утро было совершенно безразлично к Стаськиным проблемам, жизнь вокруг шла своим чередом. Спешили по делам прохожие; звякнув, заходил на круг городской трамвай в Привокзальном сквере; дворники поливали газоны; по влажному асфальту важно прохаживались голуби, на ухоженных клумбах старательно возились пчелы, целый жужжащий рой. Пчелы? Ну, конечно же, пчелы! Вот оно решение!

Не раздумывая, Стася швырнула ноты на лавку, и запустила пальцы в самую гущу пестрых соцветий. Взвыв от нестерпимой боли, она бросилась к расположенному посреди сквера старому фонтану и, с налета макнула руки по локоть в воду….

Профессор поправил очки, внимательно изучил то, что больше напоминало лапы пингвина, выслушал небылицу о помощи дедушке на пасеке, со знанием дела порекомендовал холодные солевые компрессы и, тихонько переговорив с членами экзаменационной комиссии, подчеркнуто каллиграфически вывел в табеле незаслуженную четверку.

Настроение было скверное. Руки пекли огнем, разболелась голова, а к вечеру поднялась температура. Когда вернулась мама, по сдержанному выражению ее лица стало понятно – она уже в курсе пчелиной истории. Молча принесла стакан воды, дала таблетку и, прежде чем выйти из комнаты, произнесла ровным голосом:

– Анастасия, ты уже достаточно взрослая, чтоб самостоятельно давать оценку своим поступкам. Ты не только мне, не только своему преподавателю, ты самому Ференцу Листу плюнула в душу….

«Лучше бы она меня отругала», – стало невыносимо стыдно.

Ночь оказалась еще более мучительной, чем накануне. Нескончаемые народные пляски кружились в бешеном темпе, пока вдруг танцоры не превратились в гигантских пчел, которые неистово носились, злобно жужжа, под звуки знакомой рапсодии….

Стася проснулась ни свет ни заря и, соскочив с кровати, первым делом села за пианино. В теле чувствовалась слабость, опухшие пальцы плохо слушались, но она решила раз и навсегда разобраться с «Венгерской рапсодией» и наладить отношения с Ференцом Листом.

… Анастасия не стала знаменитой пианисткой, но музыкальный слух и профессиональное чувство стиля, в немалой степени, помогли ей состояться как литературному переводчику. Иногда, в кругу друзей Стася садилась за инструмент и исполняла любимые произведения. В ее репертуаре неизменно присутствовала «Венгерская рапсодия», и только самые близкие знали, почему ее неофициальное название – «Пчелиная».

Конечно же, паску можно было купить в ближайшем магазине или кондитерской. Но моя подруга Алька не могла себе такого позволить. И даже не потому, что имела врожденный кулинарный талант. Для неё это был вопрос, прежде всего, сакральный, а не гастрономический.

Вообще-то, ее звали Александрой, но с тех пор, как мы приехали в легендарную

Одессу из разных уголков тогда еще единой Советской страны и познакомились, для меня она стала просто Алька. Учились мы на одном курсе, готовясь положить весь свой молодой энтузиазм на развитие и процветание народного хозяйства.

На правах подруги и, можно сказать, местного жителя (так как ее родовое гнездо располагалось на живописных берегах Днестра в каких-то трех часах езды на автобус) Алька возложила на себя обязанность адаптировать меня, девочку с Севера, к местному колориту. Именно тогда привычное русское слово «кулич» мне пришлось заменить украинской «паской». В категоричной форме Алька заявила, что надо говорить именно так, и никак иначе. Для большей убедительности, поставила на стол высоченную паску с пышной беленой шапкой в разноцветной сахарной крошке, привезенную из дома после праздничных каникул. Аргумент мы уничтожили всей комнатой общежития за считанные секунды, и больше не сомневались в Алькиной правоте по этому вопросу.