Но Каена родилась не Вечной. Каена упивалась чужими осколками жизней; целый океан безудержной боли.

С громким стуком захлопнулось окно. Рэн даже не шевельнулся; дуновение ветра не казалось ему мукой, его отсутствие — оставалось незамеченным. Мужчина не дрогнул и тогда, когда где-то вдалеке вспыхнула полувидимая свеча; огонёк маняще сверкнул в пустоте, и пламя словно показывало картины из прошлого или, может быть, из будущего. Роларэн закрыл глаза, пытаясь спрятаться от назойливых образов, и жар огней коснулся кожи, пытаясь его разбудить. Он знал это заклинание, знал, кто мог переступить порог его покоев, но не мог сегодня проронить ни слова. Устал слишком от того, чтобы вновь говорить ей о чём-то.

Легче не становилось. Она упрямо стояла рядом и ждала чего-то, знать бы только, чего. Мужчина смотрел в пустоту — ему хотелось смеяться от странного, дикого ощущения, будто бы невидимые тиски добрались до сердца и пытаются вырвать его. Словно клещами… Что за глупость?

Он сел. Темнота всколыхнулась — и огонь невидимой свечи явил пятна меди.

— Каена, — устало прошептал он. — Что ты желаешь увидеть? Чего ты хочешь от меня услышать?

— Я проверяю, — прошептала она, выходя из мрака во мрак, — насколько сильно ты горюешь. Может быть, ты верен своей печали только тогда, когда речь идёт обо мне.

Мужчина вскинул руку вверх, зажигая магический свет, и покачал головой. Кровать была, разумеется, пуста — да и кто мог ему составить кампанию? Разве что Равенна, но к ней привычки ревновать королева не имела. Кошка, так или иначе, самой Каене была верна едва ли не больше, чем Роларэну.

— Я надеюсь, — выдохнул он, — после этого ты останешься довольной и позволишь мне всё-таки немного отдохнуть этой ночью.

Она весело рассмеялась, надрывно, словно показывала — так просто не уйдёт. Роларэн промолчал; королева Каена никогда не отличалась ни терпимостью, ни спокойствием, ни желанием отступать, когда это было нужно. Она смотрела на него своими широко распахнутыми зелёными глазами и улыбалась.

Она пришла не для того, чтобы вновь на что-то понадеяться. Она пришла ради очередной пытки, созревшей в её сознании.

Рэн втянул носом воздух. Пахло кровью. И магией — она вновь почувствовала себя сильной. Она вновь выпила достаточно для того, чтобы улыбаться в пустоту и чувствовать себя хозяйкой положения. От одной мысли о том, что у королевы утром на алтаре окажется ещё одна, очередная жертва, становилось дурно. Рэн не думал, что что-то может вызвать у него тошноту, но рвотные позывы так и подкатывали к горлу. Казалось, вот-вот всё превратится просто в ужас. Тихий, слепой, дикий ужас.

Но разве впервые? Разве прежде он уже не видел королеву Каену во всей её красе, с бесконечным перечнем боли? Разве она не приходила?

Мужчина тряхнул головой, отгоняя иллюзию. Каена только криво усмехнулась; пожалуй, ей отчаянно хотелось, чтобы что-то изменилось. Чтобы он наконец-то ответил взаимностью, может быть. Жаль только, у Роларэна не получалось этого сделать.

— Скажи-ка, — прошептала она, ступая ближе, — почему ты не хочешь прекратить всё это?

Её лик раскололся на мелкие осколки. Каена стояла в каждом углу, словно в покоях Вечного оказалось слишком много зеркал. Она отражалась в каждом, прежде невидимом, такая реальная. Она улыбалась, одинаково соблазнительно.

— Может быть, — голос звучал хором, из каждого угла, и Рэн обернулся вокруг своей оси, будто бы пытаясь оценить, сколько раз она вообще повторила себя саму в идеальной эльфийской тени, — может быть, тебя устроит одна из них?

— Нет, — сухо ответил Рэн. — И я предлагаю прекратить всё это безумие, Ваше Величество, пока не стало слишком поздно.

— К Величеству в тебе взывает другой голос, — покачала головой женщина — этот жест повторяло каждое из её отражений. Какое из них было настоящей Каеной? Какое — просто уловкой? Он смутно представлял себе, как их отличать. Возможно. А возможно, знал лучше всех в этом мире.

— К Величеству голос всегда одинаковый, — возразил Роларэн. — Вам пора.

— Мне? Пора? Неужели ты не хочешь поговорить? Как раньше?

Она ступила вперёд — они все одновременно сделали один шаг к нему, смыкаясь невообразимым кольцом. Сжали руки — переплели невидимые, неосязаемые пальцы.

— Как раньше уже никогда не будет, — ответил мужчина. — И ты прекрасно это знаешь.

— Разве что-то изменилось?

— Ты, — покачал головой он. — Ты изменилась.

— Я такая же. Почему? — она коснулась — почти, — его плеча. Но руку протянула каждая из теней, каждая из теней одёрнула, и Рэн вновь осмотрел всех их. Каждая сжимала в руке по одной свече, у каждой огонёк рвался вверх, в пустоту. Было трудно себе представить, сколько бы жара он ощущал — сколько ощущает сейчас. Каждое пламя касалось её коже. Каждая капелька воска падала на алебастр. Каждый ожог заживал в один миг.

— Ты убила мою дочь, — покачал головой Роларэн. — Этого достаточно. И всегда будет достаточно для того, чтобы отвечать тебе отказом.

— Твоя дочь жива.

— Моя дочь мертва, — грустно вздохнул он. — И ты прекрасно об этом знаешь. Ты уничтожила её. Ты превратила её в пепел. Так, как превращала в пепел каждое Златое Дерево. Так, как сожгла своё собственное.

— Я её не убивала. Я принесла её в жертву, — выдохнула Каена. — И от того она стала только живее. Разве ты не видишь?