Шрифт:
Роларэн никогда не растерзал бы собственное Златое Дерево только для того, чтобы пойти с ним сражаться. Да ему и не дали бы. В его руке сейчас ядом билось чужое сердце — оно пыталось его уничтожить и отравить, но не могло проникнуть в кожу. Только руки. Только это вечное мучение.
Миро тихо зарычал, словно готовился обратиться диким тигром, и ступил вперёд. В самой только позе чувствовалась бесконечная угроза, и на губах у Роларэна застыла неизменная улыбка. Он, казалось, был само благодушие и счастье — стоял, просто расправив плечи, и внимательно смотрел — даже с лёгким спокойствием и довольством, — на дрожащего от гнева вечного соперника. Теперь, когда ему самому уже точно было понятно, кто из них двоих много сильнее, не следовало задаваться вопросом, за кем именно останется победа. Разве это вопрос, когда речь идёт о самом Вечном? Нет. Просто глупость, вот и всё.
Шаги становились всё ближе. Можно было почувствовать беспокойную, быструю магию Фирхана, наполнившую коридоры страхом не перед неизвестностью, но за каждого из своих учеников. Даже за до нелепости самоуверенного Миро, что уже сам передавал свою глупость тем, кто заслуживал немного большего, пожалуй.
Фирхан из них всех был единственным, кто видел в своей жизни эльфов. Единственным, кто на самом деле мог оценить их коварство и прочее. И Роларэн ждал с нетерпением того, кого помнил и пересекающим границу мальчишкой, и почти стариком — мужчиной, что готовил воинов, что заведомо умрут.
Он растолкал учеников в стороны — те попятились, а после, стоило только Фирхану переступить порог, ринулись в тренировочный зал следом за ним. И в коридоре их набилось великое множество. Огромные, толстенные каменные стены всё расширялись и расширялись в мыслях — а на деле оставались такими же, как и прежде. А потолки и вовсе будто бы стали ниже — можно было почувствовать, как давит на сознание удивительная безысходность этого пространства, ограниченного до ужаса.
Эльф способен быть грациозным и быстрым не только в лесу. А вот им, людям, нужно пространство — и чем больше, тем лучше. Человека не загнать, будто бы крысу, в дыру — он свободолюбив и так же поразительно глуп…
— Фирхан, — усмехнувшись, попривествовал его Роларэн. Миро попытался заступить учителя, но тот лишь устало положил ему руку на плечо и отрицательно покачал головой.
— Ты умер, — выдохнул он.
— Учитель, — Миро раздражённо втянул воздух, а в ответ издал тихое шипение. — Мы должны его остановить. Эльф…
Фирхан отмахнулся от него и ступил вперёд. Посмотрел на Шэрру, уже отошедшую от стены, а после вновь перевёл взгляд на Вечного. Тот усмехнулся и вновь вскинул собственную боевую палицу, будто показывая — он не уйдёт без боя, если на него нападут.
— Лучше бы вам всем просто расступиться.
Шэрра только сейчас заметила, что и у него были шрамы. На шее — тонкие полосы прятались под рубахой, но на сероватой руне на его плече ещё можно было заметить две борозды, на которое не хватило даже исцеления самого Вечного. На руке, всего один, зато длинный. Казалось, тянулся даже выше, чем от локтя — и было нетрудно сказать, что его породило.
Это яд палицы стекал по его руке и оставлял болезненную рану.
Они его не остановят. Даже если навалятся все вместе. Шэрра всё смотрела и на ожог, и на острые эльфийские уши с двумя тонкими полосками шрамов — словно кто-то пытался сделать их круглыми, но не смог, потому что рана затянулась быстрее, чем плоть успела упасть. Роларэн был не просто кошмарен в своём нынешнем состоянии — он, измученный и уставший от вечного притворства, оставался самым могущественным эльфом Златого Леса. И в руках он держал то, что должно было его убить в первую очередь.
Самую большую эльфийскую слабость он превратил в собственную карательную миссию. И сколько б молитв не спело человечество, сколько б заклинаний не вплели они в ковку собственных мечей, Роларэн будет всё равно сильнее. Шэрра видела, как он смотрел на Королеву Каену. Видела, как сопротивлялся ей — без видимой боли. Он выжил, когда остался там, у границы, он перенёс все эти долгие и страшные дни после того, как его, охотника, упустившего собственную жертву, поймали. Шэрра сомневалась, что в эльфийском государстве при нынешних раскладах можно было отыскать геройство больше, чем это.
— Вечный, — повторил, будто бы не услышал ничего, Фирхан. — Я ведь помню. Я пересёк границу. Ты остался там. С ними. Ты не мог выжить.
Шэрра могла повторить точно то же. Только это не отменяло факты — он выжил. Он дышал. Он смотрел на них всех одинаково и по-разному. На Миро — с презрением, на учеников — с жалостью… На Фирхана с практически отцовским сочувствием, застывшей на тонких губах мягкой улыбкой, нежной и почти приятной. Выражение лица его не изменялось — но взгляд выдавал. Шэрра не знала, трактовала ли правильно, или, может быть, это Роларэн жаждал от неё подобного умозаключения, но чувствовала, что знакомство с руководителем Академии у Вечного было слишком давним. Не она одна задолжала ему жизнь. Может быть, не единственная — такое их количество.
— Учитель…
— Молчать! — зло обернулся к нему Фирхан. — Отойди, Миро!
— Это эльф, — возразил мечник. — И нет ни единой причины, по крайней мере, здравой, чтобы сохранить ему жизнь!
— Это единственный эльф, из-за которого доселе стоит наша Академия. Это тот эльф, из-за которого я решил бороться и получил такой шанс, — возразил Фирхан. — И я не собираюсь позволять вам творить глупости. Но всё же, — он перевёл взгляд на Роларэна, такой преданный и растерянный одновременно, — королева Каена должна была убить тебя.