– Может, причина в них? Разве случившееся не является невероятным случаем?

– Всё это многократно проверено, причём не только нами. Вы же понимаете, что сигнал невозможно скрыть. А если он скрыт, то представьте, какой это уровень. Представьте, какую глубину проникновения и широту возможностей надо предполагать! – Ивашов немного наклонился к Рутре и сказал шёпотом: – Сигнал принимается со всех возможных источников, даже с сейсмоволн. Суть не в этом, суть в том, что аппаратура его приняла как достоверный. А второе – нечто запустило первичный, слабый сигнал для активации программы посыла сигнала с любых возможных передающих устройств. Была зафиксирована всеобщая аномалия. Все предающие устройства, по цепочке, как эффект домино, стали предавать чужеродный, не свойственный их функциям сигнал, причём лавинообразно усиливаясь от слабого к сильному передатчику. Поэтому изначальный источник мы найти не можем. Приборы подверглись шоку, как при мощнейшей магнитной буре. Такое впечатление, что приёмное устройство ждало некий сигнал для запуска таймера. У меня закралось подозрение, что в программе «Периметр», в самой компьютерной программе, которая тоже так называется, заранее был предусмотрен подобный вариант. Хотя мы должны рационально мыслить, но скажу Вам, мой друг, мой срок службы мне позволяет так мыслить. Ещё во время запуска системы ходили слухи, что разработчики входили в свою закрытую группу и не доверяли властной верхушке. Не той, что была легально, а таким, как мы. Ведь за спиной КПСС стояли такие же тайные структуры.

Рутра отпрянул, посмотрел удивлённо на начальника поста. Тот понял, что «залез не в те дебри», поэтому, не подав виду, что раскрыл некую сокровенную тайну, которая могла иметь невероятные последствия как для него, так и для логики его предположений.

По общей технической части больше ничего не могу сказать. С работой аппаратуры, кодами, шифрами, программами можете ознакомиться у техников, которые обслуживают систему, или у изготовителей.

В западной прессе за системой закрепилось название «мёртвая рука». Вы должны понимать, что секретная информация секретна только для тех, кто не знает, что существуют структуры, подобные нашей. Внутри нашей системы информация передаётся свободно, поэтому в поиске решения задачи вы будете иметь доступ в любую базу данных – ЦРУ, МИ-6, Моссад, АНБ… Существование такой структуры, как наша, очень облегчает управление миром. Мы знаем все, в то время как секретные службы борются между собой, тем самым обеспечивая удержание мира в «тисках».

Последнее предложение Ивашов сказал, как Рутре показалось, с некоторой грустью.

– Одно время подтверждалось, что система выключена. Но после было принято решение официально заявить, что она включена. Вот и всё, – подытожил свой рассказ Ивашов.

Рутра понял, что надо уходить, вежливо поблагодарил генерала, обещал ему советоваться с ним по спорным вопросам и ушёл к себе.

На следующий день Васильевич был в курсе его разговора с Ивашовым, что Рутру не удивило. Жидков тоже на этом не акцентировал внимание, он был рад тому, что Ивашов сам проявил желание помочь.

– Возможно, она была включена во время инцидента с полковником Петровым. История, конечно, очень подозрительная, – неожиданно заявил он, выслушав предположения Рутры относительно существования возможного сговора.

– Вы имеете в виду инцидент 26 сентября 1983 года? День, когда едва не погиб наш мир? – спросил Рутра.

– Да. Пойми, несмотря на всю озабоченность проблемами глобального потепления, самая главная угроза человечеству – это по-прежнему его огромные ядерные арсеналы. Хотя заподозрить его трудно. У него был выходной, а его напарник заболел. Петрова в последний момент вызвали на службу.

Начальник центра уселся в кресло в кабинете Рутры и по обыкновению стал рассказывать:

– В ночь на 26 сентября 1983 года подполковник Петров был оперативным дежурным командного пункта Серпухов-15, что в 100 км от Москвы. В это время холодная война находилась на своём пике: три с половиной недели назад Советским Союзом был сбит дважды нарушивший границу южнокорейский пассажирский самолёт «Боинг-747». В командный пункт поступала информация от принятой на вооружение годом раньше космической системы раннего предупреждения «Око». В случае ракетного нападения немедленно ставилось в известность руководство страны, которое и принимало решение об ответно-встречном ударе. 26 сентября во время дежурства Петрова компьютер сообщил о запуске ракет с американской базы. Однако проанализировав информацию о том, что запуски были произведены лишь из одной точки и состояли всего из нескольких МБР, подполковник Петров решил, что это ложное срабатывание системы.

Последующее расследование установило, что причиной послужила засветка датчиков спутника солнечным светом, отражённым от высотных облаков. Позднее в космическую систему были внесены изменения, позволяющие исключить такие ситуации.

Когда произошёл этот случай, был пик холодной войны между СССР и США. Стороны располагали мощными арсеналами для нанесения удара – сотнями ракет и тысячами боеголовок в ядерном снаряжении, способными стереть противника с лица земли. Это была игра нервов, игра блефа и встречного блефа. Кто ударит первым? Будет ли у другой стороны шанс нанести ответный удар? Время подлёта межконтинентальной баллистической ракеты с территории США к СССР и в обратном направлении составляет примерно 12 минут. Если бы холодная война переросла в горячую, значение имела бы каждая секунда. Все зависело от мгновенных решений.

Я с ним беседовал. Как он рассказывает, всё произошло внезапно. Вспыхнула световая сигнализация, оглушительно заревела сирена. Компьютер показывал, что Соединённые Штаты только что развязали войну. Рассказывал, как он побледнел. По спине побежал холодный пот. Однако действовал хладнокровно. Компьютер обнаружил пуски ракет, но мутноватые экраны не показывали никакой опасности. Не было характерных вспышек и шлейфов огня от ракет, вылетающих из шахт в небо. «Может быть, это сбой компьютера, а не ядерный Армагеддон?» – справедливо рассуждал он. Вместо того, чтобы объявлять тревогу, в результате которой советские ракеты в считанные минуты были бы готовы к нанесению ответного удара, Станислав решил ждать. Волнение его достигло максимума, когда вновь вспыхнула предупредительная световая сигнализация. Компьютер решил, что в воздух поднялась вторая ракета. Затем третья. Теперь компьютер буквально кричал: «Ракетный удар неизбежен!» Это была какая-то бессмыслица. Компьютер вроде бы обнаружил три, затем четыре, теперь уже пять ракет, но это количество всё равно было несообразно маленьким. Согласно базовым положениям доктрины холодной войны, если одна из сторон наносит упреждающий ракетно-ядерный удар, то это должен быть массовый пуск ракет сокрушительной мощи, а не такая тонкая струйка. Соответственно, логично, что он счёл это ошибкой. Но всё же, как он мне признался, его терзали сомнения. Что, если прямо у него на глазах происходит та страшная катастрофа, которой боялся мир с того самого момента, когда в 1945 году на Японию упали первые ядерные бомбы, а он ничего не предпринимает?

В дружеской беседе, за рюмочкой, он мне признался, что решил ждать, ведь кроме него, кроме его поста, запуски должны были зафиксировать ещё другие. Пусть позже, но должны были. Поэтому, как он предполагал, ничего катастрофичного не должно было произойти, если не считать катастрофой само наличие этой ситуации. Следующие десять минут он провёл в холодной испарине, считая время подлёта ракет до Москвы. Но не было ни яркой вспышки, ни взрыва в 150 раз мощнее Хиросимы. Вместо этого замолкла сирена, погасло предупредительное табло. Тревога 26 сентября 1983 года оказалась ложной. Получалось, выдумка в кино была основана на реалиях человеческой психологии, менталитета, веры.