Но так ли это?

Признаки болезни были – внешняя неадекватность – в том возрасте, когда у папы еще не было серьезной алкоголизации и злоупотребления медикаментами. Значит, я считаю, причиной БП была не интоксикация и алкоголь. Они – были усилителями регресса, но не причиной.

Вторая версия болезни отца врачами не озвучивалась. Ее озвучиваю я и только теперь. Он был болен с детства. А растягивание инкубационного периода болезни с классических 25 лет до 30 – это, возможно индивидуальная особенность человека, или просто до 30-летнего возраста я отца наблюдать не могла – по причине своего малолетства. А у мамы что-то выяснить – в последние годы – не представлялось возможным. Она ничего не помнила. Все попытки напомнить ей об эпизодах необычного поведения отца в прошлом, и подвигнуть маму к анализу их причин, наталкивались на ее непонимание и ее суровый вердикт: «Да он всегда был придурок. Вообще, вся его порода – все чокнутые. Какие болезни, какие причины? Пил, гулял и танцевал всю жизнь. Дебил и пьяница». Все. Никакого анализа.

Второй группой причин БП, как изложено в медицинской литературе, были травмы головы. Да, БП встречается у боксеров и футболистов – от удара по голове. А у папы что? Есть что!

Я вспомнила, что кто-то когда-то мне рассказывал, когда я была очень маленькой, следующее.

Когда папе было два года, его старшая сестра нечаянно нанесла ему травму. Ребенок прыгал возле нее, когда она вязала. (Нельзя вязать в присутствии маленького ребенка! Никогда и никому, нигде и ни по какой-либо, якобы уважительной, причине!!!). Мальчик наткнулся на спицу правой глазницей. Спица – она была тонкая и острая, для вязания носков – воткнулась глубоко внутрь головы.

Результатом травмы было то, что ребенок потерял зрение правого глаза и слух правого уха. Навсегда. Папа не видел правым глазом и не слышал правым ухом. Вообще. Всю жизнь.

А разве это не есть травма головы и мозга, которая могла быть причиной БП?

Так я пришла к выводу, что причиной болезни папы была детская травма головного мозга. Его неадекватное поведение, вспышки гнева, употребление алкоголя и лекарств – это были проявления развивающейся болезни. Папа был болен со своего 2-х летнего возраста.

Эта моя версия болезни не согласуется с длительностью инкубационного периода и времени появления первых внешних проявлений БП (по медицинским справочникам). Но я не считаю, что она не реальна, эта моя версия. Более того – она многое объясняет. И поведение отца в том числе.

Моя убежденность в том, что отец был болен с 2-х лет, а не с 30–40 лет, приводит меня к опасным выводам. Тревожным. Для меня и моих сестер. Моя неосведомленность в вопросах анатомии, влияния болезни человека на его ДНК, гены и половые клетки – как, и в какой степени они могут разрушаться под воздействием болезни – не дают мне возможности делать однозначные выводы. Но ведь и повествование мое не есть научный труд. Моя цель – изложить на бумаге мои тревоги, опасения и предположения, осмыслить их. Понять. А не разработать новые научные теории.

Задуматься впервые – о возможном влиянии болезни отца на здоровье трех его детей – заставила меня моя мама. Вот как это было.

О том, что у мамы будет третий ребенок, я узнала в 14 летнем возрасте. Не сказать, что у меня было настроение по этому вопросу, характерное для эгоистичных подростков. Нет. Никаких возмущений и протестов у меня не было. В целом, к самому факту рождения ребенка я отнеслась нормально. Вокруг было много знакомых и соседей, и почти у всех было по нескольку детей в семьях. В том числе и с большой разницей в возрасте между старшими и младшими.

Тем не менее, я помню, что у меня, несмотря на юный возраст, возник один сложный вопрос к маме. Но задать его я не решилась. Тогда не решилась. Но когда она заговорила сама – а было это примерно в 2001 или 2002 году – об этом своем решении в 35-летнем возрасте родить третьего ребенка, я высказала свое отношение к этому факту.

Папа на момент этого разговора уж находился на пороге своей кончины. Картина его болезни была ужасной. Я и младшая сестра (она врач) – перечитывали горы литературы по этой болезни. Конечно, обсуждали причины болезни, симптомы, последствия – при маме.

Мама очень переживала. Ей пришлось пять лет нести на себе нелегкую ношу – ухаживать за больным отцом 5 лет в условиях деревни, а также принять страшное решение о его госпитализации.

И вот, когда папа уже умирал в больнице, видимо, обдумав все, что мы рассказывали про эту болезнь, мама сказала мне как-то:

Мама: Болезнь эта бывает наследственной, как написано в книжке. Значит, она может передаваться детям. Я родила ребенка в 36 лет. Отцу было 42. Значит, судя по сведениям об инкубационном периоде болезни, я родила ребенка от уже очень больного мужчины. Мне тревожно – вдруг это передалось ребенку?

Честно говоря, я была настолько занята мыслями о самом отце и его болезни, что на тему наследственности еще не размышляла – только, когда оценивала папину родню – не было ли у кого признаков БП. И мамины слова напугали меня. Я задумалась и мгновенно поняла, что ее опасения небеспочвенны. И я ответила ей:

Я: Скорее всего, на момент зачатия младшей сестры папа был уже очень болен. Но я хотела тебя спросить еще в 14 лет вот о чем. Тогда, в то время мы не знали о болезни отца. Но ведь поведение твоего мужа было тогда, мягко говоря, не способствующим принятию решения о рождении нового ребенка. С таким поведением мужа женщины обычно подают на развод, а не рожают третье дитя. Ты ведь незадолго до беременности ходила в партком писать на папу жалобу – настолько он распоясался насчет пьянок и гулянок. Я в 14 лет, и то удивилась: собралась рожать. Разве ты не знала, что от пьяницы опасно рожать ребенка?