— Почему? Женился, — хмыкнул Горан, пожав плечами. — Нехорошо, конечно, за глаза обсуждать человека, но тут случай особый. Будем считать, у нас медицинский консилиум. Ты только ему не рассказывай, что я тебе все растрепал подчистую, обидится еще. Он в таких вещах ужасно трепетный.

— То есть как — женился?! — наконец справилась я с удивлением. — Или она… тоже погибла? — предположила с замиранием сердца.

— Да уж лучше бы погибла, — проворчал Стевич. — Красивая амбициозная девка. Когда Мая обвинили в умышленном уничтожении дирижабля и убийстве отца и братьев ради наследства, она с ним тут же поспешила развестись. Владыка наш на младшего Недича тогда был сердит, никакой титул ему не светил, в лучшем случае каторга, вот он и отменил брак своим указом — имеет право, раз детей нет. Потом-то, конечно, когда разобрались, она пыталась помириться. Ложись. Да прямо так, не надо разуваться.

— Вот же дрянь! — ругнулась я. — Нет, ну надо же такой стервой-то быть, а?! Ну ладно, струсила, это полбеды, но как почуяла упущенную выгоду — так сразу дала задний ход! Хоть бы гордость поимела!

Стевич на это ответил одобрительным взглядом и принялся пристегивать ко мне какой-то аппарат. От него тянулись тонкие проводки с широкими кожаными ремешками на концах вроде тех, какие были на мне в момент первого пробуждения, и тоже с камушками. На локти, на запястья, на щиколотки, а самый широкий — на голову.

— Погоди, а почему — консилиум? — уцепилась я за другую брошенную Гораном фразу. — Почему со мной сплетничать можно?

— Да понимаешь, какое дело… — задумчиво протянул профессор. — Только помолчи пару минут и расслабься. Я хоть и рассеянный ученый, но не в анекдотической степени. Хвала богам, женат и трое спиногрызов подрастают. — В голосе за иронией отчетливо проскользнула нежность. — И я в целом в состоянии предположить, чем может закончиться совместное проживание молодого мужчины и молодой девушки, которые друг другу изначально симпатизируют.

— То есть ты решил побыть сводней? — опешила я.

— Да хоть сводней, хоть хозяйкой борделя, хоть нянькой пополам со жрецом Черешара, если это поможет, — недовольно огрызнулся он. — Помолчи, пожалуйста, попросил же! Честно тебе скажу, мне плевать — получится у вас что-нибудь, нет, я не собираюсь срочно кого-то женить. Просто я вижу, что твое присутствие сказывается на нем благотворно, и вижу, что ты желаешь ему добра и спрашиваешь не просто из любопытства, а из интереса к самому Маю. Так почему бы не дать тебе ту информацию, которая нужна? Вдруг это поможет? Все, можно шевелиться. Но не вставай.

— Знаешь, ты очень, очень фиговый стратег, — прочувствованно проговорила, разглядывая Стевича и пытаясь определиться: то ли смеяться, то ли бояться.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прямо вот так сразу все в лоб говоришь, — пояснила ему. — А вдруг я разочаруюсь, обижусь и потеряю интерес?

— А ты потеряешь? — насмешливо покосился на меня профессор. — Мне-то кажется, наоборот, посчитаешь это вызовом себе и станешь шевелить Мая уже сознательно.

— Еще и проницательный, — хмыкнула я. — А если я от чрезмерного старания все испорчу? Вот так бы все шло тихонько своим чередом, а я начну помогать сознательно — и сделаю хуже.

— Некуда хуже, — отрезал Горан, не отрывая взгляда от каких-то шкал с дрожащими стрелками и вслепую делая пометки в раскрытом блокноте, потом рассеянно добавил: — А если сознательно получается хуже, чем случайно, то образец подлежит выбраковке…

— Чего?! — возмутилась я. — Какой выбраковке?!

— Обыкновенной, с последующей переработкой на компост. Ну сама посуди, если человек может приносить пользу только случайно, а намеренно вредит, зачем он такой нужен? — Стевич перевел на меня взгляд, осмотрел оценивающе и хмыкнул. — Это шутка. Что ты так напряглась?

— Ну, знаешь ли! — ворчливо отозвалась я. Шуточки у него… — Я, может, и экспериментальный гомункул трех дней от роду, но жить хочется. Кто знает, какие у вас тут порядки, права и обязанности. Вдруг ты меня создал — значит, хозяин и можешь делать, что хочешь.

— В Ольбаде нет рабства, — отмахнулся Стевич. — Все, садись. Сейчас аппарат отключу, и займемся твоей головой.

— В каком смысле?

— Вскрою и загляну внутрь, — спокойно ответил мужчина.

— Ха-ха, — угрюмо проговорила я, но дальше требовать объяснений не стала. Я уважаю умение шутить с серьезным лицом, но вот именно сейчас у Горана получалось совсем не смешно. Интересно, у него всегда такой юмор?

— С чего начнем? С интеллекта, памяти, воображения или психологического портрета? — Стевич жестом предложил мне пересесть на стул.

— Да без разницы. Только можно я сначала задам два вопроса? Они короткие.

— Всего два? Слушаю.

— Где находятся спектральные метки у лысых людей?

Горан посмотрел на меня долгим, непонятным взглядом и уточнил:

— И давно тебя этот вопрос беспокоит?

— С тех пор как я узнала, что вот эти цветные пряди — не дань моде и каким-то традициям, — фыркнула в ответ. — Ну так что?