Шрифт:
Не в силах смотреть ему в глаза, я поднимаюсь со стула и подхожу к окну.
— Я тут подумала…
Отодвигаю штору, собираясь с духом, чтобы озвучить идею с переездом, как дверь палаты без стука распахивается и внутрь входит рыжеволосая медсестра. Расплывается в улыбке при виде Димы, а на меня даже не смотрит. Сучка.
— Будь хорошим мальчиком, Дима, а не как в прошлый раз, - протягивает ему электронный градусник и, вильнув бедрами, уходит из палаты.
— О чем ты хотела поговорить? – невозмутимо спрашивает Дима, засовывая градусник подмышку.
На порнографическом появлении медсестры я решаю сегодня не заострять внимания и возвращаюсь на стул.
— Дим, давай на время визита твоего папы арендуем квартиру. Как-то это неправильно жить вместе под одной крышей. Он взрослый человек и это его дом.
Дима хмурит брови, обдумывая мои слова, после чего кивает.
— Если ты так хочешь. Где бы ты хотела – на Патриарших или Арбате? Сегодня отец заедет, и я возьму у него денег.
— Нет, нет, – захлебываюсь неприятием, я отрицательно кручу головой. — Не нужно ничего спрашивать у отца. Мы можем разделить аренду напополам. Если ты согласен, то я сегодня же пороюсь на Авито.
— В центре квартиры дорогие, Юль. Что такого в том, что я попрошу папы нам помочь?
— Потому что мы должны сами. Мы ведь пожениться собираемся. Не можем же мы постоянно жить на деньги твоего отца.
— Я не работаю, Юль, — пожимает плечами Дима. — Да и ты тоже. На что мы будем жить?
— Я работаю, насколько мне позволяет учеба. И ты мог бы… — я мнусь, потому что чувствую себя не в праве указывать ему, что делать, — ну когда-нибудь же тебе придется подыскивать работу, правильно?
— Когда-нибудь да, но не сейчас. Мой отец зарабатывает кучу денег. На кого ему еще тратить свои деньги? Я его единственный сын.
Я смотрю на Диму, который, кажется, искренне недоумевает над моим желанием жить независимо от денег Молотова, и чувствую как утро стремительно мрачнеет. Как объяснить Диме, для чего нам стремиться к финансовой независимости? Я думала, рано или поздно все к ней стремятся.
— У меня через час лекции начинаются, — бормочу, подхватывая сумку. — Я тебе позже позвоню.
— Эй, — Дима берет меня за руку и ласково улыбается. — Поцелуешь меня?
Наклонившись, я касаюсь быстро губами его рта, но Дима перехватывает рукой мою шею и настойчиво целует меня с языком.
— Спасибо, что заехала, малыш. Посмотри, квартиры, ладно? Я все решу.
Сергей.
Утро уже давно не бывает добрым. По-крайней мере, не в этот мой визит в Москву. Это в Лондоне я привык вставать выспавшимся и собранным: пойти в спортзал, получить порцию утреннего минета от Мадины, и выпить кофе без риска наткнуться на невесту сына, стоящую на четвереньках. На родине все происходит иначе – полная неразбериха, трещащая голова, мучительный стояк и никакой стабильности. Ни в чём.
Я приоткрываю веки и жмурюсь от яркого солнца, проникающего в глазницы, от чего голова начинает раскалываться с удвоенной силой. Во рту сухо, на лбу испарина. Да, Серега, круто ты перебрал с виски. Воспоминания накатывают волнами, вызывая желание заново провалиться в спасительное небытие. Рязанка передо мной на коленях. Моя рука на ее губах. Губы мягкие и податливые. Точно настоящие. Мой палец у нее во рту. Влажно и горячо.
Дерьмо. Какого черта я вообще стал ее трогать? И девчонка тоже хороша: полезла ко мне со своим пледом. И что она вообще забыла дома? К подруге, вроде, собиралась.
Результат от воспоминаний плачевный: несмотря на сильнейшее похмелье у меня стоит. Я бы и рад забыть произошедшее ночью, но, к сожалению, помню все до деталей. И как еле сдержался, чтобы не зайти в комнату к Юле, поставить ее на четвереньки и трахнуть, тоже прекрасно помню. Хорошо, что все-таки сдержался.
Ледяной душ совсем не спасает. Я злюсь на себя, на рязанку, вечно маячащую перед глазами, на Диму, который ее притащил, поставив тем самым под удар не только мое самообладание, но и бизнес.
Видеть ее после случившегося — последнее, чего мне сейчас хочется, но не прятаться же от нее. Как-нибудь разберусь. Надев свежую рубашку, спускаюсь на первый этаж и по гробовой тишине понимаю, что Юли дома нет. Сбежала. Пожалуй, сейчас так и, правда, лучше.
Похмелье — не оправдание для нового рабочего дня, поэтому, выпив кофе, я еду прямиком в офис, где провожу почти семь часов на конференц-связи с сотрудниками и предполагаемыми поставщиками. Английская речь, тонны информации и цифровые лица стирают из памяти чувство вины и губы рязанки ровно до тех пор, пока я не погружаюсь в машину. Нужно заехать к сыну и поговорить.