Снежана обиженно пыхтит в попытке возразить, а я оглядываюсь по сторонам в поисках сына, надеясь избавиться от компании бывшей жены и заодно вручить ему подарок: ключи от того самого мотоцикла, который он так страстно желал. Глаза задерживаются на стройной фигуре в голубом, и сердце вопреки всему ускоряет ход. В дверях ресторана стоит Юля. Светлые волосы стали длиннее и лежат на плечах свободными волнами; платье выше колен открывает длинные ноги. Выглядит взрослее, возможно, потому что немного похудела. Это ее ничуть не портит, даже наоборот, придает особую утонченную элегантность. Красивая. Да, очень красивая. Часами бы любовался. Стоит не одна. Ее держит под руку высокий парень, приблизительно ее возраста или на пару лет старше. Смотрятся гармонично. Все как и должно быть.

Больно ли мне? Да, еще как. Но ты ведь знал, что так будет, Серега.

38

Юля

— Перестань так дергаться, Юлек, — говорит Паша, обводя глазами зал и не переставая при этом ослепительно улыбаться. — Завалишь представление еще до того, как успеешь поздороваться.

И правда, Живцова. Назвался груздем — полезай в кузов. Улыбку позадорнее, плечи расслабь. У меня есть цель и сегодня я ее добьюсь во что бы то ни стало: ягодная кормилица и ее белобрысая подружка перестанут трепать языками о том, что я вешаюсь на Диму, а Дима, в свою очередь, наконец, поймет, что у нас с ним ничего не может быть, когда увидит наглядное двухметровое доказательство моей занятости — Гурцева Пашу, редкого красавчика и по совместительству моего троюродного брата, который в прошлом году перебрался в Москву и работает в модельном агентстве. Его, к слову, амплуа эскортника нисколько не смущает — он явно получает от происходящего большое удовольствие. Модель, что с него взять.

— Две чикули справа меня глазами жрут, — докладывает мой спутник, и наклонившись, нежно чмокает меня в висок. — Блондинка и чернушка с надутыми свисткам. Это, походу, и есть те самые балаболки, про которых ты говорила.

Прижимаюсь к Пашиной руке крепче и бормочу:

— Пойдем в зал. Дадим этому злобному стаду пищу для размышлений, слопаем по канапэшке и по домам.

Злая я стала, признаю, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Этот месяц выдался для меня непростым. После того как новость о нашем расставании с Димой облетела весь университет, со мной вдруг перестали общаться те, с кем мы раньше неплохо приятельствовали. Бойкота мне, конечно, не объявили, но разговаривают холодно. Парадокс: собиралась за Диму замуж — завидовали, рассталась — стали презирать. С Маринкой мы отдалились еще больше, и она теперь как и все злопыхатели считает, что это я изменила Диме, и бегаю за ним в надежде вернуть. Пару раз меня одолевало желание взять рупор и проорать, что той кто избавит меня от навязчивого внимания экс-жениха, я пожертвую свой месячный заработок, но на такую эскападу моя рязанская кишка оказалась чересчур тонка. Может, и жестоко было приводить Пашу на день рождения Димы, но это, в конце концов, из-за него и его недалеких сучек-подружек моя и без того непростая жизнь превратилась в ад на земле. Имею право.

— Под руку меня возьми, — командует Паша. — Ты чего, блин, какая замороженная? Язык я тебе в рот не запихну, не волнуйся.

— Конечно, не запихнешь, если свои троюродные яйца хочешь в целости и сохранности унести. Пойдем с Димой поздороваемся. К нему как раз его гувернантки подлетели.

Я упираюсь на руку Паши и с достоинством графини уэссекской шествую к столу, возле которого стоит Дима со своими шлюховатыми подружками. Бывший парень выглядит настолько растерянным и бледным, что я на секунду чувствую укол совести. К счастью, быстро вспоминаю, что это он меня обманывал, из-за него я стала университетским изгоем, и что его клятвенные уверения в большой и чистой любви не мешают ему продолжать общаться с девками, которые на каждом углу сочиняют про меня небылицы и поливают грязью. Будь эгоисткой, Живцова.

— Я все-таки передумала и решила заехать тебя поздравить, Дим, — прижимаюсь головой к плечу Паши и счастливо улыбаюсь. — Мы ненадолго заехали, у нас потом дела.

Три пары глаз разбирают нас с троюродным родственников на органы, только девки делают со злобной завистью, а Дима смотрит непонимающе. Блин, все равно жалко его. Может, зря я это все затеяла? Он как ребенок — даже не понимает, что конкретно делает не так.

— Спасибо, — выдавливает Дима, отрывая взгляд от Паши. — Ты хорошо выглядишь, Юля.

Вынести его понурый вид тяжело и я решаю, что сохранять невозмутимость будет проще, если смотреть поверх его плеча. И я ошибаюсь. Потому что в каких-то пяти метрах за Димой я вижу Сергея. Колени подкашиваются и мне приходится ухватится за рукав Пашиной рубашки, чтобы позорно не рухнуть на пол. Он здесь. Молотов. Настоящий. Стоит и смотрит на меня своими синими глазами. Дышать. В обморок не падать. Он не к тебе, Живцова. Как хороший отец приехал поздравить своего сына с днем рождения. Господи, в подмышках опять наводнение, и сердце грохочет так, что кажется, Димины горгульи могут его услышать. Еще говорят, что время лечит. Полтора месяца прошло, а мне кажется словно он меня только вчера возле гостиницы высадил.

— Юль, с тобой нормально все? — участливо интересуется Паша, разворачивая меня к себе. Заключает мое лицо в ладони и заглядывает в глаза. Играет на пять с плюсом, чтоб его. А Сергей смотрит. Смотрит и думает, что я его забыла. Может и к лучшему все? Так я по-крайней мере, лицо сохраню. Он ведь сказал, что у нас ничего быть не может, тогда какое имеет значение, с кем я пришла?

Но сердце такому заявлению настойчиво протестует. Одно дело для Димы представление разыграть, чтобы отстал, а Сергей совсем другое. Теперь он думает, что я легкомысленно прыгнула к нему в постель, а через месяц забыла. Стерва из тебя, конечно, никакая, Живцова.

— Со мной все в порядке, — бормочу, снимая с себя руки Паши. — Хочу выпить воды. А лучше чего-нибудь покрепче.

Приобняв, Паша отводит меня от грустного Димы и его перешептывающихся подружек в сторону. Его ладонь на моей талии вызывает острое отторжение: в месте соприкосновения кожа начинает зудеть, и желание ее скинуть становится почти невыносимым. Наверное, потому что я позвоночником чувствую на себе взгляд Сергея. Почему я не могу эгоистично разозлится на него за то, что прервал наше общение? Почему не могу превратиться в гордую стерву и забыть его?