С этим наказом станичный атаман во главе делегации отправился в Санкт-Петербург. Легко представить смятение тогдашних парламентариев: в стране вовсю бурлят события Первой русской революции, а казаки – извечная опора престола – заявляются в столицу с такой просьбой!

В общем, после возвращения в родные края подъесаул Миронов, несмотря на все свои воинские заслуги, оказался в опале у руководителей Войска Донского: его больше не избирали станичным атаманом, и до самого начала Первой мировой Филипп Кузьмич тихо-мирно занимался сельским хозяйством на своем земельном участке под негласным надзором полиции.»

6.

Там же

– Но вот загромыхала Гражданская.
–  смотрю на Бориса и Оксану: они обнявшись сидят и слушают то, что им читаю, прихватив свои очки.
– «К осени 1917 года он стал войсковым старшиной (подполковником), достиг должности заместителя командира полка, его мундир украсили ордена Святого Владимира 3-й степени, Святого Станислава 2-й и 1-й степени, Святой Анны 2-й и 1-й степени. То есть простолюдин-казак стал полным кавалером двух орденов Российской империи, что уже было явлением уникальным. А еще в июне 1917-го Филипп Кузьмич был удостоен Георгиевского оружия. Однако пройдет всего три года, и командарм Миронов получит от правительства Советской республики шашку с впаянным в эфес орденом Красного Знамени. После чего станет единственным в мире обладателем трех видов наградного оружия – Анненского, Георгиевского и Почетного революционного.»

– Ну, как вам казак?
–  усмехаюсь, видя, как Борис ерзает на месте.

– «В январе 1918 года он – войсковой старшина, избранный командиром 32-го казачьего полка, самовольно увел подчиненных с Румынского фронта на Дон, уже охваченный Гражданской войной. Миронова, безоговорочно вставшего на сторону новой власти, казаки избрали в состав усть-медведицкого окружного ревкома, затем военным комиссаром округа. Весной 1918-го для борьбы с белыми Филипп Кузьмич организовал несколько казачьих партизанских отрядов, которые затем были объединены в бригаду, в дальнейшем развернувшуюся в 23-ю дивизию Красной Армии. Начдивом, естественно, был назначен Миронов.» - читаю дальше, посматривая на них.

– «Смел, ловок, хитер. В бою своих бережет. Пленных после боя отпускает по домам с наказом к братьям-станичникам прекратить братоубийственную бойню. В освобожденных станицах собирает огромные митинги. Говорит горячо, заразительно, к тому же простым и понятным казакам языком, поскольку сам местный. Под воззваниями подписывается просто «гражданин-казак Филипп Миронов». Подчиненные считают его заговоренным от пули и готовы идти за ним в огонь и воду» – так рассказывал Ленину о начдиве Миронове председатель ВЦИК Михаил Калинин. На что вождь мирового пролетариата с непередаваемо-хитрым прищуром ответил: «Такие люди нам нужны!».

– Дед потом отцу говорил, что прадеда, как и Миронова, большевики-евреи обманули!
–  Борис грустно смотрел в окно, представляя то время.
–  Они искали какие-то перстни и думали, что военные удачи Миронова – это результат работ этих перстней. Кто-то им сказал, что у Рюрика были такие перстни!

– «В середине лета Миронова вводят в состав казачьего отдела ВЦИК, расположенного в Ростове-на-Дону, и одновременно ставят во главе одной из войсковых группировок. В сентябре 1918 – феврале 1919 года Филипп Кузьмич успешно действовал на юге, лихо громил белую конницу под Тамбовом и Воронежем, за что был удостоен высшей на то время награды молодой Советской республики – ордена Красного Знамени. Первый такой орден получил Василий Константинович Блюхер, второй – Иона Эммануилович Якир. Орден под № 3 был у Филиппа Кузьмича Миронова!» - читаю им текст из статьи, а в голову приходит.
–  Я ведь у нашего «казака» спрашивал, кто получил орден Красного Знамена номер три. А он? А он сделал вид, что даже не слышал этого вопроса!

Мои друзья заулыбались, услышав мой комментарий.

– «В Москве с Филиппом Кузьмичом встретился лично Владимир Ильич Ленин и довел до него новую архиважнейшую задачу: для выправления ситуации советским правительством принято решение о спешном формировании в Саранске Особого конного корпуса из пленных казаков и направлении этого соединения на Дон. Возглавить казаков, которым предоставлялся шанс искупить мнимые и реальные грехи перед советской властью, предлагалось Миронову, в связи с чем Филипп Кузьмич наделялся самыми широкими полномочиями».

Миронов, всегда искренне болевший за казацкое дело, согласился и немедленно выехал в Поволжье. Однако сразу по прибытии в Саранск понял, что его нагло обманули. Присланные в корпус комиссары в большинстве своем были замараны зверствами на Дону и Северном Кавказе в 1918 году. Приказы комкора они открыто саботировали, к казакам, особенно бывшим офицерам, относились высокомерно, с нескрываемой ненавистью и недоверием, донимали мелочными придирками. В дополнение к этому из родных мест донцам приходили шокирующие известия о расправах, творимых красными над казаками в захваченных станицах. И Филипп Кузьмич не выдержал.

22 августа 1919 года в Саранске стихийно начался митинг бойцов формируемого корпуса, на который прибыл Миронов. Вместо того чтобы осадить подчиненных, комкор поддержал бунтарей. «Что остается делать казаку, объявленному вне закона и подлежащему беспощадному истреблению?! – потрясая кулаком, гневно вопрошал Миронов. И сам же отвечал: – Только умирать с ожесточением! Чтобы спасти революционные завоевания, – дальше заявил он, – нам остается единственный путь: свалить коммунистов и отомстить за поруганную справедливость». Эти мироновские слова были тщательно зафиксированы политработниками и сотрудниками саранской ЧК, присутствовавшими на митинге, и телеграфом переданы в Москву».