– Да, так и есть.
–  усмехнувшись, он посмотрел на меня.
–  Только радости мне это почему-то не приносит.

– Каждый раз, когда проезжаю мимо нашей Балашовской тюрьмы, почему-то вспоминаю то, что здесь был расстрелян Филипп Миронов.
–  вылетело, как всегда бесконтрольно, из моего рта.

– Я это слышал, но ничего подробно не знаю.
–  огорчённо произнёс Борис.
–  Знаю, что он был известным казаком. И ещё то, что мой прадед служил в его армии.

– А меня личность Филиппа Миронова ещё в военном училище заинтересовала. Это был такой талантливый красный командир!
–  улыбаюсь, вспоминая случай из своей жизни.
–  Тогда в военном училище у нас военное дело преподавал один мужик. Как же его фамилия?

Пытаюсь вспомнить, даже стучу себе по лбу пальцем, пытаясь вспомнить его фамилию.
–  У него ещё ноги были колесом! Мы его ещё прозвали «казаком»!

– Да, ладно, тебе!
–  Валентина улыбалась, тихонько постукивая меня по руке.
–  Да, плюнь ты на это, рассказывай дальше!

Усмехнувшись и отключившись от попытки вспомнить его фамилию, продолжаю историю, всплывшую в моём воспалённом мозгу.
–  Значит, так. Я его, сдуру, так и спросил: «А кто это такой Филипп Миронов?». А он мне: «Это командарм второй конной армии. Легендарная личность!» И всё! Ну, в общем, так и не получил того, чего хотел!

Вздохнув, смотрю на расстроенные моим ответом лица, и добавляю.
–  Так вот, проходит двадцать пять лет, и однажды, проходя мимо здешней тюрьмы. Сейчас уже не помню, от кого, но узнаю, думаете что? Так вот: оказывается, Филипп Миронов был расстрелян в Балашовской тюрьме! Здесь он и сидел до расстрела.

– Да что же он такого-то сделал?
–  Борис нетерпеливо посмотрел на меня.

– Ты не поверишь, но я тогда только и узнал, что это дело лежит под грифом «секретно».
–  вздыхаю и смотрю на своих собеседников, на лицах которых написано разочарование.

– И лишь недавно из какой-то статьи узнал следующее.
–  поднявшись со своего места, пошёл в свою комнату и возвратился с листком, на котором были скопированы фотографии и стал читать, позволяя комментировать себе и друзьям.

– Но, прежде, чем нам доведут про лихую судьбу Филиппа Миронова, давайте помянем его и его друзей.
–  вдруг тихо произнёс Борис, поднимая тост, и опустив голову.
–  С судьбой Филиппа Миронова напрямую связана судьба и моего прадеда. Растерянного тоже в Балашовской тюрьме!

Мы подняли по чарке и выпили молча, каждый за своё.

– Ну, так вот.
–  теперь уже горю желанием рассказать невероятную историю этого героя и читаю из статьи, чтобы ничего не напутать.
– «Родился будущий красный командарм в 1872 году на хуторе Буерак-Сенюткин станицы Усть-Медведицкой (ныне это Серафимовичский район Волгоградской области). Там же окончил церковно-приходскую школу и два класса местной гимназии.

В двадцатилетнем возрасте началась воинская служба Филиппа Миронова. Два года юноша исправно составлял и переписывал приказы и отчеты в канцелярии одного из окружных управлений Войска Донского, а затем поступил в Новочеркасское юнкерское училище.

В 1898-м новоиспеченный, но уже отнюдь не молодой хорунжий принял под свое начало полусотню разведчиков в 7-м Донском казачьем полку. Служил на совесть, неоднократно поощрялся командованием за образцовую выучку подчиненных, славившихся на всю дивизию своим удальством и лихостью. Но через три года, едва получив звание сотника, подал в отставку.»

– А это-то почему?
–  не удержалась Оксана, удивлённо смотря на меня.

– Если я правильно понял, то он вернулся на землю, став простым казаком в домашнем хозяйстве.
–  кивнув ей, добавляю.
–  Но время было такое, что скоро его земляки избрали станичным атаманом!

– Давай, читай дальше!
–  Борис нетерпеливо тёр руки, чтобы понять, насколько судьба Миронова переплетётся с судьбой его прадеда.

– Когда началась русско-японская война, Филипп Кузьмич трижды подавал ходатайство с просьбой восстановить его на службе, но в Маньчжурию попал только в июне 1904-го и провел на фронте лишь 10 месяцев. Но воевал так смело и отчаянно, что за столь короткий срок был удостоен четырех орденов: Святого Владимира 4-й степени, Святой Анны 3-й и 4-й степени и Святого Станислава 3-й степени. Так что в родную станицу Миронов, к тому же за боевые отличия досрочно произведенный в подъесаулы, вернулся в лучах вполне заслуженной славы!
–  вижу, как Борис улыбается, представляя то время.

– Говорили, и мой прадед, тоже!
–  тихо произнёс он.

И продолжаю читать.
–  Но тут неожиданно начались его трения с властью. Возвратившись в Усть-Медведицкую, Филипп Кузьмич стал инициатором окружного схода, на котором станичники приняли – ни больше ни меньше! – наказ Государственной думе. В нем донцы просили принять закон об освобождении казаков второй и третьей очереди призыва (то есть уже пожилых, умудренных жизненным и боевым опытом) от несения полицейской службы во время рабочих и крестьянских беспорядков. Им-де и без того хлопот хватает, а усмирением недовольных пусть полиция и безусые юнцы занимаются.