– Охренеть, крошка. В тебе так сладко, – шепчет в мои губы Джек, прежде чем начать ритмичные и чертовски приятные движения, лишающие меня способности трезво мыслить.

Очевидно, я слишком сильно возбудила его своим «необычным будильником», потому что Джеймсу хватает пары минут, чтобы достигнуть пика и кончить мне на живот. Я извиваюсь на простынях и протяжно кричу, расплываясь в сладкой улыбке, несмотря на то, что мне так и не удалось урвать свою порцию наивысшей эйфории.

Я читала, что это нормально. Многие женщины не испытывают оргазма. Мне нравится Джек, мне нравится секс с ним, и я хотела бы испытать нечто большее, чем просто «мне так приятно». То, что трудно описать словами… но пока, я лишь работаю в этом направлении, стараясь открыть в себе те грани чувственности, которые спрятаны за замками из моих страхов… и воспоминаний.

Но что-то мне подсказывает, что блоки, закинутые в мою «черепную коробку» еще в глубоком детстве и благополучно там запертые, никогда не дадут мне полностью расслабиться с мужчиной и получить то самое нереальное удовольствие на двоих. Ведь, несмотря на психологическое лечение Руфуса, во время секса меня частенько терзают страшные картинки и образы из прошлого, которые не дают мне сосредоточиться на себе и своем теле. Порой, я полностью погружена в свои мысли и воспоминания, но, кажется, Джек не чувствует того, что я нахожусь где-то далеко, а не с ним, и каждый раз восторгается моей сексуальностью и чувственностью.

А значит, мое умение пускать пыль в глаза, работает, как никогда надежно.

Мы с Джеком принимаем душ вместе, и на этот раз я убегаю от него в самый неподходящий момент, оставляя немножко «голодным», пообещав ему, что на кухне его будут ждать сладкие панкейки и апельсиновый сок.

– Ты у меня еще получишь, разбойница, – рычит Джеймс, но в ответ я лишь заливаюсь смехом, и наспех надев одну из его широких футболок, выбегаю из ванной комнаты, собирая влажные волосы в небрежный пучок.

Даже странно, что Джеймс, привыкший к роскоши, и «вылизанным» девушкам, так подсел на меня – я сильно сомневаюсь в том, что он не замечает моего простого характера, излишней эмоциональности, убогой одежды, и многих других вещей в поведении, что выдают меня с головой. Девушки его уровня совершенно другие – их черты лица и тела идеальны настолько, словно вылеплены вручную по идеальному рецепту. Бесконечные операции и «уколы красоты» давно ставшие нормой среди Элиты, превратили женщин в одинаковых кукол, сделанных на одном заводе… точнее, одним хирургом. Мама рассказывала, что ни одна уважающая себя дама из высшего общества, не позволит, чтобы кто-то увидел ее без слоя тонального крема на лице, а одалживание мужских рубашек и футболок, вообще считается дурным тоном.

Как бы там ни было… Грейсон смотрит на меня таким взглядом, словно не замечает ничего и никого вокруг. Наверное, я смотрела на него также, в свои тринадцать лет, когда он понятия не имел о моем существовании. Мужчины такие мужчины.

Что и делаю я: вопреки близости и совместному провождению времени, я очень часто убегаю от него, и никогда не позволяю ему в полной мере ощутить, что я уже завоевана.

Мистер Грейсон даже не подозревает о том, какой расчетливой стервой я могу быть… но это всего лишь защитная реакция, невидимая «броня», которую пришлось нарастить еще с малых лет жизни. Я никому не дам себя в обиду… больше никогда.

И словно в подтверждение моим мыслям, старые, но по-прежнему глубокие шрамы на спине мгновенно вспыхивают острой болью, заставляя меня выронить из руки лопаточку с очередным подрумянившимся панкейком.

– Черт, – через чур эмоционально выругавшись и вскинув руки, наклоняюсь за лопаткой и блинчиком, поднимая его с пола. Мощный шлепок по заднице застает меня врасплох, и я с рыком оборачиваюсь назад, тут же попадая в объятия Джеймса. Он такой мокрый и теплый, одетый лишь в полотенце, обернутое вокруг узких бедер, к которому тут же стремится меня прижать.

– Ох уж эти твои Европейские привычки. Зачем поднимать что-то с пола, когда за тебя может все сделать прислуга? – прищурив веки, интересуется Грейсон.

– Ну, тебе же нравится, когда завтрак готовлю именно я. Как-то не хочется оставлять после себя грязь. Это некрасиво, – ворчу в ответ я, игриво уворачиваясь от настырных поцелуев Джеймса. – Все почти готово. И, кажется, ты говорил, что опаздываешь на встречу…

Джеймс смотрит на часы и тяжело вздыхает, возведя глаза к потолку, и тут же расплывается в коварной улыбке:

– Кстати, крошка. На вечер среды ничего не планируй. Мой отец хочет знать, что это за девушка, которая вскружила мне голову, – его заявление вводит меня в такой ступор, что я едва продолжаю стоять на ногах, придерживаясь за край кухонной столешницы.

Очевидно, мое внутреннее состояние отображается в виде маски ужаса на лице, и Джек, вскидывая брови, продолжает:

– Я хочу познакомить тебя с родителями, Кэн. Заочно они тебя, конечно, знают и помнят, но понятия не имеют, кто же моя загадочная девушка, которой я посвящаю все свое свободное время. Если это не произойдет, моя любопытная семья не даст мне жизни. Ты же не против? – упираясь ладонями в его грудь, я задумчиво кусаю губы.