К тому же, лишь рядом с Джеком я смогу осуществить свою мечту. Вернусь на сцену, и постараюсь вернуть интерес людей к настоящему искусству.

Наверное, не каждая девушка в двадцать лет задумывается о том, какой вклад она внесет в историю целой страны, или пусть, даже парочки людей, но для меня это было некой целью в жизни, без движения к которой просыпаться по утрам не имеет смысла.

– Кстати, Кэн. Я знаю, ты была против того, чтобы я помогал тебе. Но на семейном ужине будет присутствовать Министр Элитной культуры, старый друг моего отца. Я думаю, что он с удовольствием рассмотрит твою кандидатуру, – кидает перед выходом Джек, еще больше огорошив меня подобной новостью. Я сама не замечаю, как подпрыгиваю на месте и начинаю визжать от радости. Эмоции бьют через край, сбивают с ног, и я просто кидаюсь к нему и несколько минут висну на шее Джеймса, без конца покрывая лицо и губы моего личного Волшебника горячими поцелуями.

Ну как тут не влюбиться?

– Я правда не хотела, чтобы ты как-то помогал мне. Но ведь… он сам сделает выбор, верно? Для меня это всего лишь возможность проявить себя, вспомнить, наконец то, к чему я так долго шла когда-то… ты самый лучший, Джеймс, – искренне признаюсь я, нежно потираясь носом о его нос.

– Не думай, что я не спрошу с тебя за эту услугу. Будь готова хорошенько расплатиться со мной этой ночью, – благосклонно отвечает Джек, мягко поглаживая мою попку, задирая свою же футболку на мне до талии. Его пальцы мгновенно находят тонкую полоску стрингов и сдвигают их в сторону, толкаясь внутрь без подготовки. Судорожно вздыхаю, сглатывая вставший поперек горла ком и прикрываю глаза от удовольствия. Невинные ласки превращаются в бурное прощание в коридоре, и только, когда дверь за Джеймсом закрывается с другой стороны, я могу, наконец, выдохнуть, и попытаться разобраться, что мне теперь со всем этим делать…

Ведь если я продолжу лгать, все это выльется в огромный клубок дерьма и грязи, который мне никогда не распутать.

Но сейчас я не успею приготовить свой душераздирающий рассказ и оправдательную речь, потому что я резко вспоминаю о том, что сегодня мне нужно навестить маму, и внести несколько тысяч на ее личный счет. Каждые две недели нужны новые лекарства и экспериментальные препараты, которые обещают, что вернут Эву к жизни.

Я, несмотря на то, что уже давно не верю в подобное чудо, не могу опустить руки, и просто оставить маму, прекратив попытки исцелить ее. Кто, если не я? Никто. Как бы хреново мне ни было, как бы низко я не пала, я сделаю все, чтобы вернуть искреннюю улыбку губам матери.

* * *

Превозмогая страх, заковывающий в лед каждую клеточку тела и закручивающий внутренности в тугой ком, продолжаю идти по направлению к кованому забору, служащему заплесневелым и ржавым барьером между психиатрической клиникой Квинса, и остальным миром. Не могу отделаться от терзающего душу чувства беспокойства и дурного предчувствия, связанного то ли со скорой встречей с врачами и мамой, то ли с тем, что завтра мне предстоит нелегкое испытание: знакомство с родителями Джеймса.

Конечно, если он до сих пор захочет меня с кем-то знакомить после того, как я выложу ему правду.

Несколько долгих и мучительных минут провожу в регистратуре клиники, то и дело вздрагивая от диких звуков, доносящихся с других этажей здания. Врачи из Низшей касты являются докторами самых низких категорий, и являются приверженцами неактуальной в наше время медицины. Они не представляют никакой ценности для Элитов, в чьих кругах данная отрасль находится на совершенно другом уровне. Как я уже и говорила, Высшие касты могут излечить почти любую болезнь, не связанную с разрушением мозга и сердцем, а скорее и вовсе – не допустить ее. Возможно… если бы Руфус успел отправить мою маму в достойную клинику, все было бы иначе, и мне бы не пришлось каждый раз терпеть эту боль, когда смотрю в глаза мамы, и понимаю, что она совершенно не узнает меня, не помнит… я бы так хотела вновь заглянуть в ее живые, искрящиеся светом глаза, а не в эти пустые, полупрозрачные стекляшки в которые они превратились. Ее зрение падает с каждым днем, и я понимаю, что ее нахождение здесь – практически бессмысленно.

Я бы могла рассказать Джеку все. С самого начала. С момента моего рождения, все, что помню. И… если бы он только все понял. Принял бы мое прошлое и происхождение, пообещал бы защищать от призраков того страшного времени и оберегать от ночных кошмаров…

– Мисс Сторм, рад Вас видеть, – мистер Картер, доктор моей мамы, встречает меня вежливой улыбкой и ободряющим кивком. – Я буду ждать Вас у себя после того, как Вы пообщаетесь с Эвой. Она недавно приняла лекарства, все должно пройти гладко.

– Спасибо, мистер Картер, – мужчина провожает меня до дверей маминой комнаты, и уже через секунду я аккуратно приоткрываю дверь, за которой находится другая реальность… клетка забвения и безумия самого близкого мне человека. Резкий аромат медицинских лекарств, успокаивающих отваров, и тяжелый запах пыли, остывшей каши… и чего-то еще. Такого знакомого, что тело мгновенно реагирует обручем из мурашек в районе затылка и шеи. Сердце пропускает удар, когда я делаю глубокий вдох, и пытаюсь уловить и распознать этот приятный запах среди других, но ничего не выходит.

Мое внимание слишком быстро переключается на Эву, развалившуюся в кресле-качалке у окна. Мама буквально утопает в белом махровом халате, скрестив руки под грудью.

– Мам, – тихо зову я, ощущая, как сердце в груди сжимается, превращаясь в крохотный, пульсирующий агонизирующей болью, камень. Она не слышит. Безжизненный взор матери устремлен в одну точку, и ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда я вошла, будто она не замечает моего присутствия.

Ну что мне сделать? Как ей помочь? – эти два вопроса рвут мою душу в клочья, из раза в раз, из года в год.