Так реймсским архиепископом Ремигием без всякой оглядки на Константинополь был коронован и крещен самый видный из Меровингов – Хлодвиг I. Причем, крещение это, как сказывают, было не византийского толка, а латинского, что призвано укрепить нас в мысли о полной эмансипации Запада в ту давнюю пору.

Почему-то, правда, не укрепляет, а только наводит на мысль, что случился сей инцидент гораздо позже – в ту пору, когда произошло действительное, а не мнимое разделение Церкви и Империи, следствием которого и стала полная эмансипация папства. Я имею в виду XI век и спор по поводу филиокве.

На этом фоне Меровинги выглядят королями эпохи крестовых походов. И этому можно найти убедительное подтверждение. Вот некоторые детали коронации Хлодвига в описании Григория Турского: «Епископ с превеликой радостью велел приготовить купель для крещения. На улицах развешивают разноцветные полотнища, церковь украшают белыми занавесами, баптистерий приводят в порядок, разливают бальзам, ярко блестят и пылают благовонные свечи, весь храм баптистерия наполняется божественным ароматом. И такую благодать даровал там бог, что люди думали, будто они находятся среди благоуханий рая. И король попросил епископа крестить его первым. Новый Константин подошел к купели, чтобы очиститься от старой проказы и смыть свежей водой грязные пятна, унаследованные от прошлого. Когда он подошел; готовый креститься, святитель божий обратился к нему с такими красноречивыми словами: «Покорно склони выю, Сигамбр, почитай то, что сжигал, сожги то, что почитал»…

…Так король признал всемогущего бога в троице, крестился во имя отца и сына и святого духа, был помазан священным миром и осенен крестом Христовым. А из его войска крестились более трех тысяч человек. Крестилась и сестра его Альбофледа, которую спустя немного времени взял господь… Обратилась и вторая его сестра, Лантехильда, до этого сторонница ереси ариан; признав единосущность сына и святого духа с отцом, она была миропомазана».

Понятия о Троице и единосущности Сына с Отцом суть выражения Никейского Символа веры, принятого христианством в 325 году. Это вроде бы говорит в пользу факта крещения Хлодвига в 496 году. Но, как было отмечено выше, никейское понимание христианства никак не могло распространиться ранее крестовых походов, поставивших точку в доминировании Востока над Западом. Даже официальные источники пестрят сообщениями о вопиющей непоследовательности Константинополя в этом вопросе, об иконоборчестве и прочих антихристианских «ересях», в которые впадали византийские императоры, начиная с Константина, все первое тысячелетие. А ведь именно позиция императора, а не какого-то там римского папы, была доминирующей в Империи. То есть, если такое понимание и существовало, то лишь в рамках карликовой секты, преследуемой официальным Константинополем и обладающей влиянием разве что на своих немногочисленных адептов. О крещении королей в таких условиях даже речи быть не может.

К тому же даже «никейским» такое незрелое, «катакомбное» христианство назвать сложно. Лишь иудео-христианская доктрина могла лежать в его основании. Поэтому, не правы также и те, которые, основываясь, вероятно, на монополии Константинополя в духовной сфере в ту пору (что, впрочем, абсолютно справедливо), утверждают, что Хлодвиг был крещен в православие.

Возможно, поводом для этого послужило и уподобление его в тексте Константину Великому («Новый Константин»), основанное скорей всего на сходстве между собой двух эпизодов из жизнеописаний правителей. По преданию перед битвой с алеманнами, Хлодвиг, подобно Константину перед битвой с Максенцием, пообещал, что в случае победы примет христианство.

Впрочем, это сравнение скорей всего надо отнести на счет заинтересованности католика в возвеличивании единоверцев, в подчеркивании их незаурядности и могущества.

Да и не был Константин православным. Несмотря на данное перед битвой обещание, он крестился лишь перед самой смертью и не в православие, а в арианство. Согласно «Жизни Константина» («Vita Constantini») Евсевия Памфила, его крестил арианский епископ Евсевий Никомедийский – факт, который долгое время не позволял католикам отнести Константина к лику святых. Самое замечательное, что он сделал для христианства – это объявление свободы вероисповедания в Империи в виде Миланского эдикта 313 года.

Итак, проявление самостоятельности папой в случае с Хлодвигом удивлять нас не должно. Это просто традиция такая – изображать пап всегда и везде полностью самостоятельными во всем.

Собственно, даже в случае с Константином Великим можно наблюдать попытку следования этой традиции – правда, неудачную. Согласно упомянутой выше грамоте «Константинова дара» Константина крестил не Евсевий Никомедийский, а римский папа Сильвестр I (314-335), и не где-нибудь, а в Риме (итальянском, конечно). Константин согласился на это, будучи излеченным папскими молитвами от проказы. В придачу к согласию на крещение папа получил – ни много, ни мало – права на управление Италией в статусе, практически равном императорскому.

А вот еще один момент, подчеркивающий могущество и самостоятельность пап – правда, теперь уже современников Карла Великого. Короновали они «императоров», оказывается, не чем-нибудь, а короной того же Константина Великого. По свидетельству Дитера Хэгермана папа Стефан IV именно этой короной короновал повторно Людовика Благочестивого – сына Карла Великого.12

Какими же коронами в таком случае пользовались византийские императоры? Неужто самоделками? Вот уж не верится в наличие императорской короны у пап. Да и в то, что католика могли короновать короной схизматика, каковым был Константин Великий, верится не очень. Но и сказать, что больше доверия вызывают сведения о заискивании папства перед базилевсами и о короновании по их представлению, было бы опрометчиво. Верится на самом деле в то, что и могущество пап и их раболепие имели место, но в разные эпохи.

То есть, коронация Хлодвига, как, собственно, и Карла Великого, являются просто вставками позднесредневековых реальных инцидентов в историю раннего средневековья.

Чего стоит в этом контексте титул императора какой-то другой империи, кроме Византийской?

Все это касается и державы, созданной Оттоном I в 962 году и претендующей на преемственность от империи франков. Относительно заключительных этапов ее существования, когда она превратилась в конгломерат полунезависимых немецких княжеств, Вольтер как-то высказался следующим образом: «Государственное образование, именовавшееся Священной Римской империей, не было ни священной, ни римской, ни империей». С этим можно согласиться лишь отчасти: на самом деле эта характеристика применима практически ко всему периоду ее существования.