Шрифт:
И в завершение Ленин ставит задачу экономии: «Мы должны свести наш госаппарат до максимальной экономии. Мы должны изгнать из него все следы излишеств, которых в нем осталось так много от царской России, от ее бюрократическо-капиталистического аппарата…
Если мы сохраним за рабочим классом руководство над крестьянством, то мы получим возможность ценой величайшей и величайшей экономии хозяйства в нашем государстве добиться того, чтобы всякое малейшее сбережение сохранить для развития нашей крупной машинной индустрии, для развития электрификации, гидроторфа, для достройки Волховстроя и прочее.
… лишь посредством максимальной чистки нашего аппарата, посредством максимального сокращения всего, что не абсолютно необходимо в нем, мы в состоянии будем удержаться наверняка. И притом мы будем в состоянии удержаться не на уровне мелкокрестьянской страны, … а на уровне, поднимающемся неуклонно вперед и вперед к крупной машинной индустрии.
Вот о каких высоких задачах мечтаю я для нашего Рабкрина. Вот для чего я планирую для него слияние авторитетнейшей партийной верхушки с «рядовым» наркоматом» [61]
61
ПСС, т.45, с. 389–406
Мы видим, что мысль Ленина работает весьма противоречиво, он явно не находит выхода из ситуации, которая складывается сама собой, помимо его воли.
С одной стороны, сетует на неэффективность огромного бюрократического аппарата, призывает к экономии, сокращениям и чисткам, с другой – призывает в несколько раз увеличить состав ЦК и ЦКК. (И в это же время сам не скупится высшим чиновникам на зарплаты, лечение, отдых, устанавливает привилегии, и сам при этом занимает две государственные дачи).
С одной стороны, критикует непрерывные бесполезные заседания, с другой – призывает собирать высшие партконференции каждые два месяца в огромном составе участников, что само по себе означает, что там будет только пустая говорильня.
С одной стороны, фактически предлагает создать систему сдержек и противовесов: ЦК и Политбюро – ЦКК и Рабкрин, а с другой стороны настаивает, чтобы рабочие – члены этих контрольных органов были безупречными коммунистами, и чтобы их строжайшую проверку проводили партийные органы – высшими из которых как раз и являются те же самые Политбюро и ЦК. В конечном же итоге ЦКК и Рабкрин были слиты в единую Центральную ревизионную комиссию, руководители которой одновременно занимали должности и в Политбюро, и в ЦК, и в Секретариате. И от идеи рабочего контроля осталось одно название: на практике же одни и те же люди, восседая сразу в нескольких креслах, просто коллективно принимали важнейшие решения безо всякого внешнего контроля.
С одной стороны, Ленин беспокоится, что партия разрослась до 300 – 400 тысяч членов, и ей угрожает дальнейший рост, что создает трудности её контроля – с другой стороны, говорит о необходимости слияния партийных и советских учреждений – что само по себе должно привести к еще большему, взрывному росту её численности.
Ленин не может охватить существо того явления, которое он сам, сотоварищи, вызвал к жизни. И дело даже не в том, что он уже находится на грани перехода в вегетативное состояние. Деструктивная система заработала сама по себе, по своим законам, постепенно подчинив себе даже её творцов, и скоро привилегии – наряду с властью – стали главной основой и смыслом существования сановников новой власти.
Двигателем процесса захвата привилегий и обособления от народа был личный интерес членов оформляющегося нового правящего класса. Любым общественным процессом всегда движет личный интерес, в чем бы он ни состоял: в материальных благах для себя или в счастье для всего человечества. Обычно это взаимоисключающие вещи, но в случае с Номенклатурой они для неё удачно совпали: борьбу за счастье всего человечества она превратила в выгодный бизнес. Счастье всего человечества постепенно превратилось в сугубую декларацию, которой новый класс стал прикрывать свою подлинную цель: своё собственное благополучие за счет всего остального населения.
Ленин создал деструктивную общественную систему, и она начала собственное развитие. Вот как это происходило (по книге Восленского):
В 1920 году были образованы в ЦК и губкомах РКП(б) учетно-распределительные отделы, которые стали первыми органами, специально занимавшимися выдвижением и перемещением ответственных партийных работников, а также учетом кадров. Отделы не только выдвигали, но и «задвигали» людей, ведя учет лиц, «подлежащих переводу к станку и плугу».
В апреле 1922 года Сталин стал Генеральным секретарем ЦК. В августе того же года на XII партконференции было впервые сообщено количество партработников в аппарате, который был фактически подчинен Секретариату ЦК. В Москве 325 человек, в губерниях – 2000, в уездах – 6000; кроме того, в волостях и на крупных предприятиях – 5000 освобожденных секретарей парткомов, всего 15 325 человек. Такова была уже к этому моменту численность сталинского партийного аппарата.
В докладе на XII съезде Сталин объявил: «Доселе дело велось так, что дело учраспреда ограничивалось учетом и распределением товарищей по укомам, губкомам и обкомам. Теперь учраспред не может замыкаться в рамках укомов, губкомов, обкомов… Необходимо охватить все без исключения отрасли управления».
И действительно: после XII съезда партии в учетно-распределительных отделах были немедленно сконцентрированы учет и распределение ответственных работников «во всех без исключения областях управления и хозяйства».