Насардина это не волнует. Его вообще никогда и ничто не волнует. Время от времени он бросает на меня быстрый взгляд поверх газеты. И похоже, то, что он видит, не вызывает у него большого беспокойства.

У Пакиты лопается терпение, и она принимается ругать мужа. Раз он не хочет со мной поговорить, пусть сделает хоть что-нибудь полезное.

– Ты сходишь наконец за яйцами? Уже без четверти, скоро в лицее закончатся уроки.

Насардин кивает в знак согласия, но продолжает чтение.

Пакита, заняв свое место за прилавком, пыхтит от негодования.

– Предупреждаю, я останусь без теста.

Это серьезное предупреждение.

Он откладывает газету, неторопливо встает, берет сумку, вылезает из фургона и мимоходом бросает мне:

– Вернусь – сварю тебе кофейку! Я вроде должен с тобой поговорить, типа ты не в порядке.

И, подмигнув, добавляет:

– Надо идти, не то влетит от хозяйки.

Насардин направляется за провизией в мини-маркет, это недалеко, на бульваре.

Пакита кричит ему вслед:

– Только бери крупные, слышишь, а не такие, как в прошлый раз! И заодно масла еще возьми! И не пропадай надолго, сделай милость!

Насардин, не оборачиваясь, поднимает руку, что означает: он понял. Затем удаляется своим размеренным шагом, с сумкой через плечо, засунув руки в карманы.

Одна из преподавательниц лицея, пожелавшая перекусить перед началом своего урока, заказала себе блинчик с сахаром и ест его, стоя перед фургоном. Я ее знаю в лицо. Время от времени она поглядывает на меня, но тактично, без назойливости.

Я с улыбкой говорю ей:

– Я жив!

В ответ она робко кивает, улыбаясь мне милой, но несколько принужденной улыбкой.

Соседний стул свободен, я хлопаю ладонью по сиденью, приглашая ее сесть. Она полушепотом произносит: «Нет, спасибо, мне и так удобно» – и сопровождает свой отказ легким, испуганным движением руки.

Я не настаиваю, я ее понимаю. Я сейчас тоже не сел бы рядом со мной. Наверно, у меня вид полного психа, когда я сижу вот так и смеюсь себе под нос, упакованный в старую зимнюю куртку, в носках с мишками и в строгом костюме новобрачного.

Я представил себе это зрелище и от смеха поперхнулся куском блинчика.

Насардин возвращается через пять минут.

– Не очень-то ты торопился, – холодно замечает Пакита, по мнению которой кассирша мини-маркета более привлекательна, чем это допустимо.

Насардин отвечает благодушной улыбкой. Проходя сзади, он прижимается к Паките и щупает ее за выпуклое бедро. Для виду она протестует:

– Ну вот еще! Нашел время!

Но чувствуется, что она довольна.

Поставив коробки с яйцами на нижние полки шкафа, Насардин радостно потирает руки. Наконец-то можно будет приступить к важному делу! Он достает алюминиевую кастрюльку, всю во вмятинах, как походная фляжка скаута, наполняет ее водой, кое-как пристраивает на конфорку газовой плиты и весело произносит:

– Сказано – сделано!

Через пять секунд у нас начинает щипать в носу от запаха горелого кофе. Насардин достает три чашки и выходит с кастрюлькой из фургона: он не любит обслуживать клиентов, глядя на них сверху вниз.

Первую чашку он подает даме из лицея, которая его об этом не просила:

– Вот, мадам Морель! Попробуйте и оцените!

– Ну еще бы… – насмешливо цедит сквозь зубы Пакита.

Насардин притворяется, что не слышит. Он подходит ко мне с чашкой в одной руке и кастрюлькой в другой. Смотрит на даму из лицея, которая снова и снова дует на темную, вязкую, точно грязь, жидкость у себя в чашке. С лучезарной улыбкой он повторяет:

– Попробуйте и оцените!

Мадам Морель попробовала.

Мадам Морель оценила.

Пакита заранее трясется от смеха.

– Ну как? – спрашивает Насардин. Наливая кофе, он не сводит глаз с клиентки, поэтому есть большая вероятность, что обжигающая жидкость вместо чашки попадет мне на колени. – Что, обманул я вас?

– Хммм… – с полным ртом бурчит бедная женщина.

Пакита заговорщически подмигивает ей, а та изо всех сил пытается сдержать смех. Но безуспешно. Мадам Морель разражается диким хохотом, разбрызгивая кофе во все стороны. Пакита в восторге.