Шрифт:
В первый момент я не был уверен, что подойти к нему и поговорить – нормально и удобно. В конце концов, он же мэр! Но потом я подумал: он мэр Филадельфии, а я там учусь в универе. Он еврей из Нью-Йорка, как и я. Подойду и поздороваюсь. Что тут такого? Не съест же он меня.
Эд Ренделл оказался таким дружелюбным и таким общительным, что, не подойди я поздороваться, он бы, наверное, заговорил с пустым сиденьем рядом с собой. Мы беседовали обо всем – о моей учебе, как мне нравится Пенсильванский университет, что он думает о шансах Клинтона на победу в президентской гонке… Примерно минут через десять я осознал, что, наверное, уже достаточно эксплуатировал его общительность. Я поблагодарил Эда и собрался попрощаться. И вдруг он сказал:
– Слушай, а когда начнутся занятия в колледже, ты будешь очень сильно занят?
Мгновение я думал, а потом честно ответил:
– Нет. Не особо.
– Хочешь постажироваться в нашем офисе?
Конечно же, я хотел.
Он сказал отправить письмо в мэрию, и тогда он попросит кого-то мною заняться.
Я был в совершенном восторге, даже не заметил, как прошел остаток дня. Письмо я написал на коленке, на салфетке из пекарни «Зарос Бред Баскет» по дороге домой в электричке «Лонг-Айленд Рейл Роуд». Наутро я его перепечатал и отправил в мэрию. Я знал, что ответ получу не раньше чем через несколько дней, поэтому регулярно проверять почту начал только к концу недели. Спустя пять дней я проверял ее уже с одержимостью. Ничего. Теперь-то я знаю то, о чем тогда даже не подозревал: правительственная почта – черная дыра. Входящая корреспонденция исчезает в ней навечно. То есть ответ никогда не придет. Но в то давнее время я оптимистично решил, что мое письмо просто где-то затерялось.
Лето закончилось. Большинство владельцев пляжных баров великодушно выплатили своим работникам «послесезонные чаевые». Только одно семейство не захотело расщедриться – они оставили меня ни с чем, хотя в самом начале потребовали оплатить мою еду. (Часто пляжные бары просят работников оплатить свою еду заранее, а потом вернуть потраченное, получив чаевые.) Должен существовать особый круг ада для людей, которые так относятся к парням, проводящим по 70 часов в неделю под палящим солнцем в надежде на чаевые, выложив последние деньги только ради того, чтобы Таненбаумы бесплатно поедали свой белковый омлет [3] . Но если забыть об этих хапугах, я все же заработал достаточно, чтобы прожить еще один учебный год, а это значило, что я могу себе позволить бесплатно стажироваться.
3
Поскольку срок исковой давности по поводу отправления малой нужды в чьи-то кулеры истек, честно скажу: я мстил Таненбаумам. Особенно я доволен тем случаем, когда кто-то из них заметил, что вкус льда в диетической коле «какой-то странный». Позже оказалось, что похожими приемами сплошь и рядом пользуются политики.
Я вернулся в колледж, заселился в общежитие, купил кое-какие книги, а потом сказал себе: «Но я по-прежнему хочу работать в мэрии. Может, стоит просто пойти и повидаться с ним?» В конце концов, в прошлый раз я так и сделал, и все получилось. Я запрыгнул в поезд SEPTA [4] и отправился в мэрию. До 11 сентября оставалось еще десяток лет, так что охрана там была не такой непроходимой, как сейчас. Я вошел в мэрию и стал глазеть по сторонам в поисках указателя в направлении офиса мэра. Никто меня не остановил.
4
Southeastern Pennsylvania Transportation Authority – транспортная система штата Пенсильвания со штаб-квартирой в Филадельфии.
Сейчас, чтобы попасть в мой собственный офис или, наоборот, выйти на улицу, я тысячи раз прохожу мимо приемных мэра, губернатора и сенатора. И теперь я точно знаю, что лишь два типа людей способны зайти с улицы, подойти к рецепции и потребовать встречи с губернатором или мэром: или сумасшедшие, или протестующие против чего-либо. Я вошел в приемную Ренделла. За стойкой сидели две немолодые дамы с подсиненными волосами, по виду из Южной Филадельфии. Я спросил, свободен ли мэр. Мне ответили не сразу. Дамы пытались понять, к какой из двух категорий я принадлежу. Молодой и наивный, но явно не сумасшедший. И в руках нет коробки с письмами протеста или стопки петиций. Я выглядел обычно – симпатичный юноша, который настолько неопытен, что не понимает: нельзя просто так зайти в мэрию, чтобы повидаться с ее хозяином.
Если бы дамы выставили меня на улицу, моя жизнь сложилась бы совершенно иначе. Но, к счастью, одна из них улыбнулась и сказала:
– Мэр сейчас очень занят. Может быть, оставите записку?
Как курица лапой, я написал свои имя и фамилию, объяснение, почему я здесь, и что господин мэр, возможно, не помнит нашу встречу на Демократической Конвенции, где он предложил мне стажировку у себя в офисе и велел отправить в мэрию письмо. Дамы очень любезно приняли записку, а я вышел на улицу и побежал в сторону метро.
Не успел я пройти полдороги до дома, как до меня начало доходить: «Ты просто полный идиот. Нельзя вот так прийти и заявить: «Я к мэру». Так не бывает». Подходя к общежитию, я уже почти выкинул из головы мечты о работе в мэрии. Но потом у меня зазвонил телефон.
– Ожидайте. С вами будет говорить мэр Ренделл.
Я ждал, может быть, секунд двадцать, прежде чем услышал хрипловатый низкий голос Эда.
– Брэдли?
– Добрый день, сэр.
– Когда ты готов выйти на работу?
– Буду на месте через двадцать минут.
Так все и началось. Понятно, что он не собирался встречать меня лично через двадцать минут – или вообще когда-либо, – но на этот раз действительно прислал человека, и в итоге я получил стажировку в офисе заместителя мэра по политике и планированию. Я чувствовал огромную благодарность за то, что Ренделл нашел для меня время, и сознавал, что на этом свете не слишком много таких щедрых и добрых людей, как Брайан О’Дуайер. Поэтому – а может, еще и потому, что работать в офисе мэра куда интереснее, чем расставлять зонтики на пляже, – да и вообще, не важно, по какой причине, я понял: мне, лично мне выпал редкий шанс. Именно тот, которого я ждал.