Через несколько минут стало окончательно ясно, что произошло. Я перезвонил Чаку. Он уже знал все. Голос у него был такой, какого раньше я никогда не слышал. Обычно в нем звучали гнев или досада, ярость или энтузиазм. Сейчас – лишь глубокое потрясение. Я позвонил Харпер в ее офис МоМА. Она еще ничего не слышала. Я стал перечислять, что подверглось атаке – Торговый центр, Пентагон – и на Белом доме умолк… Моя жена была в таком шоке, что не могла сказать ни слова.

Департамент полиции Нью-Йорка велел нам покинуть здание (лифтерша вопила, что главная мишень здесь – Чак, что из-за него все могут погибнуть и мы не должны больше сюда возвращаться). Несмотря на то что тревожные сигналы появлялись и раньше (такие как атака на эсминец USS Cole или попытка бомбардировки Торгового центра), до нынешнего момента казалось, что все мы полностью защищены, даже неуязвимы. Теперь это чувство ушло в прошлое.

Мы покинули здание, и я не знал, что делать. Стоял на Третьей авеню, смотрел то на север, то на юг, не представляя, куда идти и что предпринять. Дошел до дома моих родителей в десяти кварталах и попытался поработать там, но в тот день внимание прессы к сенатору ни для кого не представляло особой ценности, даже для самого Чака (к чести для него, его в этот момент волновали только судьбы тех людей, кого трагедия коснулась напрямую; я даже не смог подтвердить его участие в программе «Встреча с прессой»). Почти весь день, как и все, я провел у телевизора. Наблюдать за происходящим и одновременно находиться в эпицентре событий – в этом было что-то сюрреалистическое.

На следующее утро Чак и Хиллари вернулись в город на военном самолете, и мы присоединились к длинной процессии, включавшей президента Буша, чтобы посетить «Граунд Зиро».

Ничего подобного там никогда не наблюдалось.

Кортеж из более чем ста военных автомобилей. Истребители F-16, патрулирующие с неба. Кругом военные; снайперы на крышах зданий по всему периметру Манхэттена.

Мы вошли в защищенный периметр, и, поскольку от момента атаки нас отделяли всего двадцать четыре часа, казалось, эта часть Манхэттена недвижно застыла во времени. Прошли мимо киоска с кофе – перевернутого, но совершенно целого. Пыль и мусор, которые будут загрязнять воздух Манхэттена еще несколько месяцев, кружились у нас над головами. Несмотря на присутствие президента, мэра, губернатора, обоих сенаторов и других официальных лиц, чье появление обычно сопровождалось большой шумихой, вокруг стояла удивительная тишина.

Мы добрались до «Граунд Зиро», и я потерял Чака из виду. Но это уже не имело значения. Мы пришли сюда не ради шоу для СМИ, а ради того, чтобы выслушать людей, помочь им. Заговорил президент, и я с удивлением обнаружил, что стою всего шагах в восьми от него. Ни на одних выборах я не голосовал за Буша-младшего, но в ту минуту рядом со мной находился настоящий лидер, сильный, уверенный, властный. Вот он забрался на бронетранспортер, произнес предупреждение Усаме бен Ладену, обещая возмездие, и сообщил волнующейся толпе, что весь мир скоро узнает, каков будет наш ответ террористам. Даже невзирая на то, что последовавшая война стала невероятной трагедией, в тот момент Джордж Буш-младший вел себя как главнокомандующий. Не играло роли то, что Буш – республиканец, а мы – демократы, не имели значения наши расхождения практически по каждому вопросу. Перед нами стоял наш президент, и по крайней мере там и тогда он поступал верно.

Днем Буш улетел обратно в Вашингтон, а все остальные – Чак и Хиллари, Джулиани, Джордж Патаки, Джо Элбоу (глава FEMA – Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям), все кандидаты в мэры (одиннадцатое сентября должно было стать днем первичных выборов), основные городские делегации от конгресса и половина городских уполномоченных – собрались в здании Полицейской академии на Двадцатой авеню с целью обсудить дальнейшие шаги.

Мэр – республиканец, губернатор – республиканец, сенаторы – демократы. Все это было не важно. Джулиани начал говорить о том, сколько понадобится мешков для тел, о нормах сдачи крови, о том, какие слова мы подберем для членов семей погибших – темы более чем серьезные. Хиллари Клинтон и Чак Шумер старательно фиксировали распоряжения Джулиани, который сейчас говорил о двухпартийной системе яснее и четче, чем любая коллегия, речь, книга или конференция: он говорил о том, как слаженно должны работать обе партии.

Прошение о выделении государственной помощи штату было главной задачей делегации конгресса, и Чак с Хиллари быстро выработали стратегию. В итоге Чак сообщил нам о намерении попросить у Буша 20 миллиардов долларов.

– Почему именно двадцать миллиардов? – спросил я.

– Это максимальная сумма, которую мне не стыдно попросить, – ответил он.

В ту минуту Буш был готов согласиться на что угодно; к счастью для Нью-Йорка, природная агрессивность Чака означала, что он способен требовать астрономическую (на то время) сумму с абсолютно непроницаемым выражением лица. В конечном итоге это полезный урок – всегда просите так много, насколько возможно. Это работает во многих случаях: когда вы пытаетесь помочь Нью-Йорку восстановиться после террористической атаки, когда обсуждаете зарплату на новом месте работы или когда запускаете стартап и обговариваете вложения с готовыми рискнуть инвесторами. Худшее, что может произойти, – они откажут, и вы ретируетесь. Но чаще, чем вы бы могли подумать, они соглашаются. И чем меньше у вас стыда на этот счет, тем лучше.

Целый месяц все успешно занимались делом. Вначале я сомневался, что Чаку так уж необходимо находиться в гуще всех связанных с 11 сентября событий и постоянно светиться перед прессой. Но очень скоро стало ясно: в этом конкретном случае люди действительно хотят видеть своих лидеров воочию. Мы, ньюйоркцы, любим считать себя невозмутимыми, но в последовавшие за одиннадцатым сентября месяцы все переменилось. Чак был повсюду на публике, причем постоянно. И, к моему изумлению, казалось, что из-за этого люди чувствуют себя чуть-чуть лучше.

Пока не появился Фрэнк Бруни.

Находясь в гуще политической жизни, вы живете в некоем фантастическом мире, где, как вам кажется, именно вы раздаете команды и руководите общим распорядком. Но каждую минуту мир безжалостно напоминает, что контролируете вы гораздо меньше, чем думаете. Иногда это напоминание поступает в виде звонка от Фрэнка Бруни.

В то время Фрэнк занимался освещением происходящего в Белом доме для «Нью-Йорк таймс». Редакция поручила ему описать для воскресного приложения историю отношений Чака и Хиллари – не самая выигрышная для нас тема.