– Пошли, Соколов тебя кличет.

– Нет уж, – говорю. – Он мне дал наряд, я его отработаю.

– Пошли, пошли, – зовет Сусликов, – а то ребята обозлившись, того гляди махаловка начнется…

Я побежал за ним и в темноте на плацу разглядел тесно сгрудившуюся группу: весь взвод стоял, окружив Соколова. Увидев меня, Саша Колесников гневно сказал ему:

– Отменяй наряд сейчас же!

– За дело – посылай, – добавил Ховрин, поднимая кулачище. – А будешь самодурничать – смотри!..

– Я лично пиздюлей не пожалею, – пообещал удалой Валерка Харченко.

С этого вечера началось мулинское товарищество, уступавшее тамбовскому разве что блеском фантазии, но оттого не менее стойкое.

Последний урок я получил в Калинине. Когда в батарее разведки затеяли отпраздновать Новый год, начальство согласилось командировать одного из нас в город – для закупки колбасы, печенья и т. п. Мы все сбросились по рублю. Настало время отбоя – посланный не возвращался. Время подошло к двенадцати – его нет и нет. Офицеры ходили черные. Он вернулся только утром – без денег и без продуктов. Оказывается, накупив водки, коньяка, закуси, он завалился со всем этим к знакомым девчонкам и с ними прогудел ночь. Его вина настолько была очевидна, что командование, прежде чем применять дисциплинарные меры, решило осудить беднягу на комсомольском собрании батареи.

Я еще плохо знал чужой коллектив. Я ждал, что вот сейчас он обрушится на негодяя, оставившего своих товарищей без праздника. Но коллектив молчал. Негодующие выступления комбата и замполита остались без отклика. Лишь кое-кто пробурчал в ответ, что, мол, со всяким может случиться… Я недоумевал. И вдруг понял! На кой ляд он нам сдался, этот милостиво разрешенный, жалкий праздничек – по сто грамм сухенького, горстка печенья и отбой в полпервого! Пусть хоть один из нас, да разгулялся по-настоящему! Товарищество не желало принимать подачек от начальства, не желало никакой солидарности с ним. Пусть даже кто-то из нас провинился, мы все равно вам его не выдадим!

Конец ознакомительного фрагмента.