Сам генерал Алексеев дважды инкогнито ездил в Екатеринодар к атаману Кубанской области, побуждая его если и не дать добровольцев, то хотя бы сформировать на Кубани противобольшевистские отряды. Весьма туго шло их формирование.

Обращался генерал Алексеев за содействием ко многим лицам. Весьма популярный среди офицерства генерал Брусилов, живший в Москве, отвечал полным сочувствием делу генерала Алексеева, но через несколько месяцев он стал помогать большевикам. Высший генералитет русской армии вообще оказался беспомощным и бездеятельным. Исключение составляла группа во главе с генералом Корниловым, но она в ноябре была изолирована от Дона. Удастся ли ей пробраться на Дон, было тогда под большим вопросом.

Все дела организации генералу Алексееву приходилось вести одному, имея опору и возлагая надежды на рядовых офицеров-добровольцев. У старого вождя блестели глаза, появлялась улыбка при встречах с ними и тускнели глаза, когда он задумывался над судьбой этих немногих пошедших за ним: но вождь верил в успех и, не опуская рук, с полным напряжением своих надломленных годами и недомоганием сил, продолжал работать. Добровольцы не раз видели генерала Алексеева молящимся в величественном Новочеркасском соборе, там просящего у Бога сил и поддержки себе и своему делу – за Веру, за Родину!

Сводно-офицерская рота, сформированная 4 ноября, к 15 ноября значительно пополнившаяся новыми добровольцами, уже заполнила весь лазарет на Барочной. Тогда все юнкера, кадеты и учащаяся молодежь были выделены из роты, переведены в лазарет № 23 на Грушевской ул., создав новую воинскую часть – юнкерскую роту.

В обеих ротах – офицерской и юнкерской было приблизительно по 150 человек. Командовать первой назначен штабс-капитан Некрашевич, юнкерской – штабс-капитан Парфенов. В юнкерской роте 1-й взвод был из юнкеров пехотных училищ (главным образом Павловского), 2-й – из юнкеров артиллерийских училищ, 3-й – из юнкеров и кадет морских училищ и 4-й – из кадет и учащейся молодежи. В таком составе юнкерская рота просуществовала лишь четыре дня. 19 ноября, ввиду прибытия до 100 человек юнкеров-артиллеристов, 2-й ее взвод был выделен и вместе с пополнением образовал особую часть – Сводную Михайловско-Константиновскую батарею, получившую такое название по артиллерийским училищам, давшим добровольцев. Батарея скоро достигла численности до 250 человек (60 юнкеров михайловцев, остальные – константиновцы). Командовать ею назначен капитан Шаколи, курсовой офицер Михайловского артиллерийского училища, единственный курсовой офицер из обоих училищ, последовавший со своими юнкерами и подтвердивший свою запись в Алексеевскую организацию делом. Батарея разместилась в здании Платовской гимназии.

Юнкерская рота, несмотря на выделение артиллеристов, тоже пополнялась добровольцами. Через несколько дней она снова имела 150 человек и развернулась в Юнкерский батальон 3-ротного состава: две роты были юнкерскими, а третья называлась «кадетская» и состояла из кадет и учащейся молодежи.

Таким образом, во второй половине ноября в добровольческой организации были следующие части:

1. Сводно-офицерская рота, имевшая уже до 200 человек.

2. Юнкерский батальон – свыше 150 человек.

3. Сводная Михайловско-Константиновская батарея численностью до 250 человек.

Все они, впоследствии организационно слившись, образовали Офицерскую генерала Маркова дивизию.

Формировалась еще и четвертая часть – георгиевская рота, бывшая в то время в составе 50–60 человек, кадры которой дали офицеры и солдаты Георгиевского полка, бывшего при Ставке Верховного главнокомандующего на фронте Великой войны. Эта рота позднее была влита в Корниловский полк.

Всего лишь треть числа первых добровольцев составляли офицеры. Солдат-добровольцев были одиночки. Но можно ли их упрекнуть, когда зов генерала Алексеева был прежде всего обращен к офицерам, и уж офицерское дело было обратиться с побуждением к своему младшему по службе бойцу.

Много, до 50 %, в организации было юнкеров. Присяга и долг горели ярким пламенем в их сердцах. Честь им – молодым бойцам!

Совсем юная молодежь, в кадетской форме или в форме учащихся светских и духовных школ, составила 10 %. Она еще не приносила присяги служения родине, но ее молодые сердца несли в себе чистую, горячую, беззаветную любовь к родине, откликнувшись немедленно, без колебаний не на прямой, обращенный к ней зов, а косвенно узнав о нем, обращенном к офицерам.

Слава этой доблестной русской молодежи!

Для формирования крепких боевых частей в Алексеевской организации были все главные и основные данные: идея, цель, полное признание вождя, абсолютная решимость на борьбу, сознание силы дисциплины и порядка. Авторитет назначенных начальников стоял высоко, и они не только поддерживали свой авторитет, но всеми мерами подымали его. Боевая подготовка необходима была только для части учащейся молодежи. В некоторой степени она нужна была и для юнкеров, особенно артиллеристов, т. к. за отсутствием орудий им предстояло иметь дело лишь с винтовкой и с пулеметом в пехотном строю. Пехотные офицеры были назначены инструкторами в батарею.

Но явная слабость добровольческой организации – в отсутствии достаточного количества винтовок: было 100 винтовок на 600 человек. Пулеметов вообще не было. Все просьбы генерала Алексеева о выдаче хотя бы винтовок и патронов не давали результатов. Атаман Каледин был бессилен помочь, т. к. все оружие, бывшее в донских складах, находилось в ведении комитетов, которые решительно отказывались его выдать.

Уже подходил к концу данный для добровольческой организации двухнедельный срок ее пребывания на Дону. Но куда она, безоружная, могла уйти? Генерал Алексеев не хотел уходить, предвидя, что его организация понадобится Дону. Атаман Каледин всячески оттягивал конечный срок, как-то убеждая донских руководителей повременить с принятием окончательного решения.