– Ну, как тeпepь утка? – нетерпеливо спрашивал я у Виктора. – Небось пуганая?

Начало пути. Странный охотник

На пристани стояла толпа вооруженных до зубов людей. Их было не менее батальона. Задрав хвосты, бегали охотничьи собаки всех пород и мастей. От леса ружейных стволов и мужественных лиц охотников по спине у меня пробежал холодок.

Однако самое страшное началось при посадке на теплоход, следовавший по маршруту. Верхнепригородная пристань – Ягодное. Со стороны эта посадка, вероятно, напоминала известную картину Сурикова «Покорение Сибири Ермаком». К счастью, дело обошлось без человеческих жертв.

Перед самым отплытием, когда уже собрались поднять трап, на борт вошел единственный человек без ружья. Это был бородатый старичок в панаме со стопкой старых «Огоньков» в руках. Следом за ним бежал маленький черный спаниель.

При виде старичка толпа глухо заворчала. Один из охотников намеренно толкнул его рюкзаком, едва не свалив за борт. Второй будто невзначай наступил на лапу спаниелю. Пес взвизгнул и запрыгал на трех лапах. К нашему удивлению, старичок, вместо того чтобы возмутиться, скромно моргнул глазами и, ни на кого не глядя, пробрался на корму. Там он присел на спасательный круг, водрузил на нос очки и сразу же уткнулся в свои журналы.

Продолжение пути. На границе

Ощетинившись ружейными стволами, теплоход резво бежал вниз по Оби. Стиснутые со всех сторон прикладами и рюкзаками, среди непромокаемых плащей, высоких болотных сапог, полузадушенных собак мы доехали до пристани «Ягодное».

– Ну вот, – бодро сказал Виктор, – еще шесть – семь километров, и мы на месте.

Мы поправили рюкзаки и пошли, взяв курс на звуки отдаленной канонады. Канонада нарастала с каждым километром. Мы все еще находились в пределах Новосибирского сельского района, где охота запрещена, а вокруг нас уже завязалась оживленная перестрелка. Казалось, вот-вот прозвучит роковой выстрел и добрый заряд бекасиной дроби вопьется между лопаток. К этому тревожному ощущению примешивалось желание самому сорвать ружье и палить, неважно в кого и куда, но палить.

Перед самой границей нас обогнала группа охотников. Некоторые из них на ходу расчехляли ружья. Охотники рысью миновали пограничную черту, и самый первый тут же дуплетом в пух и прах разнес зазевавшуюся ворону. Остальные, не видя подходящей дичи, принялись расстреливать собственные фуражки.

«Гад»

Ночь мы провели на базе, в палатке для охотников.

– Здесь есть один гад, – прошептал мне Виктор, засыпая. – Если мы его не опередим, все пропало, он распугает всю дичь.

В четыре часа мы поднялись и, наступая на чьи-то ноги, выбрались из палатки. Под покровом тумана скользнули к лодке. Я сжимал в руках свою берданку и чувствовал себя индейцем, вступившим на тропу войны.

На середине озера Виктор неожиданно схватил меня за руку:

– Видишь?

Впереди чернела еще одна лодка.

– Неужели он? – спросил я.

Виктор молча кивнул. Скоро «гад» открыл стрельбу. Он стрелял отдельными выстрелами и дуплетами, он палил подряд и с интервалами. Мы решили отстать от рьяного стрелка, чтобы дать успокоиться перепуганной дичи. Мы плыли совершенно бесшумно, но тем не менее утки срывались за двести метров.

Наконец Виктор, доведенный до отчаяния, завизжал, как какой-нибудь абрек, и дважды выпалил в воздух.

Немедленно на берегу зашевелились кусты и показалась тощая фигура в непомерно больших сапогах. Фигура окинула нас подозрительным взглядом и приглушенно спросила:

– Вы не моего подранка бьете?

– Нет, – скупо ответили мы.

Наша первая утка. Странные рыбаки

Это был маленький нахальный чирок. Он поднялся впереди нашей лодки и полетел поперек озера. Виктор вскинул свой «Зауэр – три кольца» и выстрелил. Чирок кувыркнулся и, теряя перья, шлепнулся в воду. Но он не остался лежать неподвижно, а бодро поплыл к противоположному берегу. Виктор приложился и выстрелил еще раз. Чирок замер. Мы подплыли к нему со всей осторожностью, на которую были способны. Когда я притабанил, а Виктор свесился за борт и протянул руку к маленькому серому комочку, чирок неожиданно нырнул.

Он оставался под водой минуты три. Я вертел головой, наблюдая за водной поверхностью, а Виктор лихорадочно перезаряжал двустволку. Чирок вынырнул метрах в двадцати от лодки, у самого берега. Виктор грохнул по нему дуплетом. Потом он отбросил «Зауэр», схватил мою берданку и для верности выпалил еще раз. Теперь чирка можно было брать голыми руками. В нем сидело по крайней мере полкило дроби.

После такой охотничьей удачи мы облюбовали на берегу зеленую лужайку и решили перекусить Под маленькой копной сена мы расстелили плащ и выложили на него свои скромные припасы. Недалеко от нас, чуть ближе к воде, сидел на корточках круглый бритоголовый человек и, сладко щурясь, раскладывал на газете малосольные огурчики и жареную рыбу. Вероятно, человек тоже собирался обедать.

– Ну как, охотники? – словоохотливо спросил он и, не дожидаясь ответа, заявил: – Пустое это занятие – осечки, недолеты, перелеты. То ли дело рыбалка: поплевал на червячка, закинул и…

– Кузьмич! – крикнул он своему товарищу, расхаживающему вдоль берега. – Проверь-ка удочки!

– Есть! – с готовностью ответил Кузьмич и схватился за крайнее удилище.

– Попалась! – сообщил он через секунду, выуживая бутылку московской водки.

– И никаких тебе перелетов, – закончил наш сосед.