После непродолжительных прений совещание постановило: елку закупить, по линии месткома, выделить дяде два рубля на ее приобретение, встретить целинника Тольку на высоком уровне.

На языке древних римлян

На другой день я шел к дяде за централизованной елкой. По коридору дядиного учреждения бродили тепло одетые сотрудники Они нетерпеливо поглядывали на часы и одну за другой курили толстые папиросы. Елки должны были привезти с минуты на минуту.

Дядя сидел у себя в кабинете и делал вид, что занят какими-то бумагами. Но это ему плохо удавалось. Дядя уже надел боты «прощай молодость» и теперь поглядывал на пальто.

Вдруг в коридоре раздался дружный топот, кто-то приглушенно вскрикнул и все стихло. Побледневший дядя бросился к вешалке. Мы прыгали через четыре ступеньки до самого первого этажа. Но на первом этаже возле вахтера дядя замедлил шаг. Он даже остановился и закурил. Потом дядя сделал солидное лицо и сказал:

– Ну как жизнь, Пахомыч?

– Стало быть, прощай, Олег Константинович, – охотно заговорил Пахомыч – На пенсию подаюсь. Радиоприемник подарили. Старухе – платок гарусный. Теперь, значит, что пар у меня, вода горячая, магазин под боком.

Дядя начал помаленьку отступать. Пока он боком подвигался к двери, Пахомыч все кричал:

– Теперь что! Петька стиральную машину прислал! Иван – теплые ботинки! Зинка, опять же, – полтораста рублей денег!

Высокие металлические ворота, ведущие во двор, оказались почему-то запертыми. Дядя постучал в них кулаком. Никто не отозвался. Со двора доносился только веселый треск разбираемых елок. Рассердившись, дядя пнул ворота ботом «прощай молодость». Потом он повернулся и молча побежал обратно: через парадное, мимо разговорчивого Пахомыча, к черному ходу. Он бежал так резво, что я едва успевал за ним. Еще в коридоре нам стали попадаться довольные, розовощекие дядины сотрудники с пушистыми елками в руках, но когда мы выбежали во двор, у стены сарая лежало лишь несколько печальных прутиков.

– Вот, – сказал распорядитель от месткома, – все, что осталось… Четыре штуки – за три рубля.

– М-да… – пробормотал дядя – Как говорили древние римляне. «Поздноприходящему – кости».

Две тысячи Колумбов

На другой день было 30 декабря. Занятия в школе закончились. Дядя взял однодневный отпуск. Мы проснулись в шесть часов утра, положили в рюкзак четыре бутерброда с колбасой, термос с горячим чаем и две коробки спичек (на всякий случай). Дядя достал из чулана настоящие собачьи унты. Мне достались тетины валенки.

– Шли бы лучше в пятый магазин, – вздохнула тетя. – Саблины вчера купили там очень милую искусственную елочку.

Дядя заметил, что нам не надо «милую». Нам надо своенравную лесную дикарку, гордую и элегантную.

– Мы поедем на одну базу, – сказал он. – Ее знаю только я да еще человек пять-шесть. Заведующий – мой знакомый. Медвежий угол! Вот увидишь, Валька, мы будем Колумбами. Приготовься снимать пенки!

Далеко за городом мы вылезли из автобуса и пошли пешком. Мы пошли не по хорошо укатанной санной дороге, а по тропинке, потому что она была «гипотенузой», как объяснил дядя. Скоро гипотенуза привела нас к небольшому пригорочку.

– Клондайк начинается за этим перевалом, – сказал дядя. – Можно перекурить.

Пока дядя перекуривал, я взобрался на пригорок. Светало. Метрах в двухстах впереди я увидел базу, которую знал только дядя да еще человек пять-шесть. Вокруг базы глухо роптала огромная черная толпа. Здесь было, по крайней мере, тысячи две «Колумбов». Горели костры. Возле одного из них пели угрюмо и бескрыло:

Степь да степь кругом, Путь далек лежит …

– Дядя! – крикнул я вниз. – А если бы Колумб был не самый первый?

– Тогда он стал бы Магелланом! – ответил дядя.

«Того и вам жеваем»

Мы не стали Магелланами. Мы купили четыре точно такие же тощие веточки, от которых отказались во дворе дядиного учреждения. Только здесь они стоили восемь рублей.

– Это ничего, – пряча глаза, сказал заведующий, хороший дядин знакомый. – Их можно связать вместе. Получится как настоящая.

Возвращались мы поздно вечером. У Саблиных горел свет. Через окно было видно, как они наряжают высокую искусственную елку. У других наших соседей в комнате стояла, правда, сосна, но зато мохнатая и раскидистая. Как видно, возле бани продавали не только веники.

На другой день мы с дядей не пошли встречать Тольку, потому что устраивали елку. На вокзал поехала одна тетя. Мы связали наши ветки старым дядиным ремнем, моими шнурками и куском бельевой веревки, который, пользуясь отсутствием тети, отрезали от большого мотка. Одна ветка оказалась сосновой, и мы повернули ее в угол. Когда елка засияла игрушками, когда ее окутал разноцветный дождь и осыпало конфетти, дядя нравоучительно сказал мне, что человеческий гений способен творить чудеса.

Не клеилась у нас только электрическая часть. При первом же включении что-то подозрительно треснуло в розетке – и лампочки погасли. Дядя четыре раза разобрал и собрал розетку, но причину аварии установить так и не смог. Когда он в пятый раз собрал ее, воткнул штепсель и лампочки снова не загорелись, распахнулась дверь и в комнату вошел Толька. Толька не стал здороваться и простуженным целинным басом сказал: