Шрифт:
Я рассмеялась.
— Чушь!
— Ну уж нет, — отрезал герцог, — Эвелина абсолютно права.
— Не может быть. Во всяком случае, я до сих пор жива.
— А вам непременно нужно свернуть себе шею, да?
— Этого я не хочу. Но что касается убийства, то это большое преувеличение. Глупо ожидать, что я сверну себе шею, упав с лошади.
— Очень многие сворачивали. И потом, вы забыли про выстрел.
— Браконьеры. Так можно дойти до Бог знает чего. Еще картину припомните.
— Какую картину? — хором спросили они.
Черт, совсем забыла, что не говорила никому об этом.
— Картина в спальне свалилась, — сердито пояснила я.
— На голову? — полюбопытствовал Этьен.
— Почти.
— Зачем же ты под ней стояла?
— Я что, спятила? Все дело в том, что кому-то взбрело в голову повесить ее в изголовье кровати. На мой взгляд, полнейший идиотизм.
Этьен расхохотался. Он, как и я, не воспринимал это всерьез. Зато остальным мое сообщение не пришлось по душе. Эвелина широко раскрыла глаза, в которых застыл ужас. А герцог заявил:
— Картины просто так не падают.
— Конечно. Если только какой-нибудь умник не повесит их на тонкий шнурок.
— Кого это вы имеете в виду? — тут же вскинулся он.
— Откуда мне знать, кто в вашем доме развешивает картины.
Кстати, есть удачная народная поговорка: "На воре шапка горит". Кажется, это про него.
Этьен веселился от души.
— Довольно, — оборвал его герцог, совсем синий от злости, — совершенно неуместное веселье. Полагаю, вы оба перестанете веселиться лишь тогда, когда в доме появится чей-нибудь труп.
— Ой, не надо! — охнула Эвелина, — зачем ты так говоришь?
— Не знаю, что еще произведет на них впечатление.
— Ну, разве что, если с лошади свалитесь вы, — отозвалась я, хотя никто меня об этом не просил.
Но об этом меня и не нужно просить. Когда есть возможность съязвить, тут я первая.
Этьен захохотал с новой силой, а герцог, уходя, хлопнул дверью так, что со стола упала ваза.
— Прекратите, — вскочила Эвелина, — вы ведете себя отвратительно. Оба.
— Мы ведем себя отвратительно? — Этьен приподнял брови, — нет, просто вы — два паникера. Из нескольких случайностей раздули историю. Изабелла права. Если бы кто-то захотел ее убить, то применил бы способ получше, чем подпруга. Ведь это очень ненадежно. Человек может свернуть себе шею, а может и не свернуть. Дело случая.
— Но ведь она была перерезана!
— В самом деле?
Я кивнула.
— Видела своими глазами.
— Тогда признаю, что кто-то хотел подпортить тебе кровь.
— Вот видишь! — торжествующе вскричала Эвелина.
— Я не сказал: убить. Заставить понервничать. Кто в нашем доме способен на мелкие пакости?
— Ничего себе, мелкие! — возмутилась девушка, — а картина?
— Картина упала сама по себе. Не говори глупостей.
— Кто же в этом доме способен на мелкие пакости? — спросила я, так как меня интересовал этот вопрос.
Этьен хитро улыбнулся.
— Ну, если дело касается тебя, то…
— Хватит, — оборвала его Эвелина, — никто в нашем доме не станет этого делать.
— Думаешь, кто-то со стороны?
— Уверена.
— Вряд ли, — сказала я, — для этого ему бы пришлось попасть вовнутрь, а это не так просто.
Они оба посмотрели на меня, потом переглянулись и Эвелина тихо проговорила:
— Думаешь, она?
— Все может быть.
— Кто? — тут же вмешалась я.
— Никто, — отрезала девушка, кстати, ничем не хуже, чем ее буйный братец.
— Эвелина шутит, — пояснил Этьен смиренно.
— Я поговорю с Огюстеном, — заявила она тем временем.
— Нет, — предупредил ее кузен, — не вздумай. Я сам.
— А ну-ка, немедленно говорите, в чем дело.
Это уже начинало злить. Разговаривают между собой, будто меня тут нет. А ведь меня это касается напрямую.
— Это не то, что ты думаешь, — поспешно сказала Эвелина.
— Я ничего не думаю! Я хочу знать, о ком вы говорите.
— Я тебе потом скажу, — пообещала она.
— Когда?
— Когда все станет ясно.
Пришлось удовлетвориться этим за неимением лучшего.
Эвелина направилась к двери:
— Пойду, пожалуй. День сегодня был довольно утомителен.
Я собралась уже последовать ее примеру, но Этьен задержал меня за руку.
— Погоди. Мне нужно с тобой поговорить.
Я остановилась и повернулась к нему.
— Ну, говори, кто.
— Я не об этом, — поморщился он, — тебе все скажет Эви. Не торопи события.
— Ну хорошо, — я села на стул, расправив платье, — что именно ты хочешь мне сказать?