Шрифт:
Мы обменялись приветствиями.
— Да, — сказала я, отвечая на ее вопрос, — мои синяки уже прошли.
— Надеюсь, вы не болеете? Какая-то вы бледная. Что-то мне это не нравится. Еще что-то случилось?
Ну, не рассказывать же ей правду. И я ответила:
— Случилось.
— Что?
Эвелина бросила на меня предостерегающий взгляд.
— Кадо умер.
— О-о-о! — Вероника всплеснула руками, — как это случилось?
Хороший вопрос. Теперь я посмотрела на Эвелину. Она едва заметно пожала плечами и тут же выпалила:
— О, баронесса, это было ужасно! Мы все так расстроены! Места себе не находим. Бедный Кадо!
— Нет слов, как я вам сочувствую, — покачала головой Вероника, — он ведь был еще молодой. Года три-четыре, так?
Я признала ее правоту кивком головы.
— Я вас прекрасно понимаю. Собака — это член семьи и терять его также больно. Но неужели вы из-за этого не ездите на приемы? Траур по собаке? Печально, но…
— Дело не в этом, баронесса, — вновь вмешалась Эвелина, сегодня она была на редкость сообразительна, — Белла никак не может прийти в себя. Она так впечатлительна.
Посмотрев на нее с укором, я сдвинула брови. Это уж слишком. Вероника подумает, что я истеричная девица. Но баронесса восприняла ее слова как должное.
— О, понимаю. Вы к нему привыкли, Изабелла. Кстати, очень милое имя — Белла. Красиво. Знаете, по-итальянски это значит "красавица". Вам очень подходит.
— В самом деле, это значит? — всплеснула руками Эвелина, — ну, Этьен! Это он придумал.
— Этьен? — чуть удивилась баронесса.
— Наш кузен.
— Ах, да. Что ж, значит, у вас горе. Жаль. А я хотела пригласить вас в гости. Не надо так убиваться. Горе не может длиться вечно. Жизнь продолжается, Изабелла. Кадо, конечно, был великолепным, преданным псом, и мне его очень жаль. Но я не могу смотреть, как вы убиваетесь. Заведите новую собаку. Уверена, она будет не хуже.
— О да, конечно.
Мне стало вдруг безумно жаль бедняжку Кадо. Стыдно прикрываться его именем. Просто отвратительно. Но что я могу поделать? Правду говорить не в коем случае нельзя. И не только Веронике, но и самой Эвелине. Но перед остальными я еще могу прикрываться самим фактом покушений. Что до остальных моих догадок, то озвучивать их не рекомендуется. Эвелина с возмущением их опровергнет, и еще, чего доброго, побежит жаловаться братцу. Уж не для того ли она за мной ходит?
На мгновение я похолодела. Но потом опомнилась. Нет, Эвелину в этом заподозрить нельзя. Она ничего не может скрывать дольше пяти минут. Она бы непременно проговорилась.
Итак, первые подозрения начали разъедать мою душу. Причем, взялись они за нее на совесть.
— В пятницу прием, — продолжала Вероника, не подозревая о моих мыслях, — думаю, вам непременно нужно на нем побывать. К тому же, может показаться странным, что вы их не посещаете. Мадемуазель Каронак, убедите свою сестру не сидеть в одиночестве.
— Я ей это все время говорю, — с готовностью подхватила та любимую тему, — вот, например, она совсем не выходит из дому.
Эви, это слишком. Что за манера привлекать к этому посторонних?
— Неужели? — воскликнула баронесса, — это нужно непременно исправить. Пойдемте в парк, Изабелла. Сегодня такая чудесная погода.
Я сдержалась от желания скорчить им двоим гримасу.
— Хорошо, пойдемте. Я вовсе не отказываюсь.
— Да, только позову Этьена, — спохватилась Эвелина.
— Не стоит, он сегодня уже гулял, — я подхватила Веронику под руку и повела к двери.
Вот только Этьена нам и не хватало. Эвелина была не слишком довольна, но ей просто пришлось последовать за нами. По пути она с укором смотрела на меня и что-то тихо бурчала себе под нос. На здоровье.
В парке мы сели на скамью, устроившись со всеми удобствами. Вероника продолжала болтать.
— Вас, помнится, очень интересовала история с графиней де ла Важери, — говорила она.
— Да, очень, — живо поддержала эту тему Эвелина.
Меня в данный момент она абсолютно не интересовала, но я сделала заинтересованное лицо. В нашем доме разыгрывается трагедия поувлекательней. Вот только мне хотелось бы быть зрителем, а не действующим лицом этой драмы. Особенно, не первой жертвой.
— Так вот, ничего нового о ее смерти нет. Все осталось загадкой.
— В чем же здесь загадка? — удивилась Эвелина, — я поняла, что она упала и убилась, так?
— В том-то и дело, мадемуазель, — улыбнулась Вероника, — что никто толком ничего не знает. Ни то, как она умерла, ни то, каким образом оказалась в том месте. Это осталось тайной.
Я посмотрела на нее, гадая, говорит она правду или нет. И стоит ли мне вылезать с сольной партией. Мне и своих забот хватает. Решено, не буду.
— Значит, несчастный случай, — подвела итог Эвелина, — какое горе для ее мужа!