— Как тебе наши метки? Красивые? Твоя скоро проявится четче. Когда окончательно уступишь господину и начнешь передавать ему холион.

— О чем ты?! — вырвалось у меня, хотя я не хотела демонстрировать девицам свое невежество.

— О твоей метке, — подала голос Снежана, указывая на мое левое плечо. — У тебя ее пока почти не видно. Это значит, хозяин еще не брал у тебя холион. Пока только приручает тебя. Но ты уже вошла с ним в связь. Еще несколько раз… несколько актов… ты понимаешь, о чем я, — усмехнулась болгарка, — и метка проявится в полную силу.

В ужасе я вновь покосилась на свое левое плечо. Ничего не увидела. Китаянка Вэй погладила меня по этому плечу.

— Наверно, у тебя еще не обострилось восприятие. Это тоже особенность связи донора и господина — мы начинаем тоньше различать магические проявления. Метка хозяина — это магия. Ты ее пока не видишь. Когда в тебя впитается больше влаги господина… семени, пота, слюны — всего, чем мужчина и женщина обмениваются в любовном акте — тогда твои способности обострятся.

Мне захотелось завыть. Как никогда, я чувствовала себя загнанной в угол волчицей. Связь между демоном и донором. Неизбежное насилие Дораха надо мной, которое будет менять меня, неотвратимо привязывать к миру демонов.

Но этого было мало, чтобы окончательно добить меня. Пока я стояла, заледенев от слов своих «коллег», довольных и даже восторгающихся собственным унизительным положением, как раз в этот момент левым боком развернулась Ингрид.

На ее плече была похожая метка. Но не совсем. Она не витала над кожей. Впечаталась в нее четким рельефом. Даже не татуировка — самое настоящее клеймо, которое раньше ставили преступникам и беглым рабам. Или тавро на животном, выжженное раскаленным железом.

— О, тебя смущает метка Ингрид? — с улыбкой заметила Дилайла. От академического взора ничто не ускользнуло. — Она и правда отличается от наших. Дело в том, что Ингрид так и не дала согласия своему господину, чтобы он обладал ею и получал холион. На земле у нее был муж, которого она сильно любила, и сын от него. Ингрид переживала о своей семье и отказывала хозяину в близости. Тогда он выждал положенный законом срок… и наложил на Ингрид тавро. После этого между ними начала формироваться связь. Вскоре Ингрид воспылала привязанностью к хозяину и начала отдавать холион. С принудительной связью под тавро объем холиона чуть меньше, чем с добровольной. Но Ингрид сильный донор. У нее класс Б, как у Мэделин. У нас остальных всего лишь класс С. Она все равно производила немалый объем холиона. Хотя, разумеется, до тебя всем нам далеко… Даже если его высочество клеймит тебя, получит небывалый объем. Но если отдашься ему добровольно, твой холион будет больше, чем поступления от тысячи доноров! Он мудр, поэтому не спешит с тобой.

Не перебивая, я слушала долгую тираду методистского профессора. Молча смотрела ей в глаза, думая, неужели однажды я стану такой же одержимой, как она.

Я смотрела на Ингрид, разлученную с любимой семьей. На ее снисходительную усмешку. Когда-то она отчаянно сопротивлялась насилию над собой. А теперь ей смешно вспоминать об этом. Должно быть, считает свою тогдашнюю борьбу глупостью.

К горлу подкатила тошнота. Я больше не хотела говорить с Дилайлой о холионе. Я уже ни о чем не хотела говорить, ни с ней, ни с остальными. Я не хотела их видеть, слышать, находиться под одной крышей с ними и дышать одним воздухом.

Развернувшись, я пошла прочь. И не обратила внимания на хищный взгляд Рогриха из-за плеча моего… хозяина. В их сторону я тоже не хотела смотреть. От них меня тоже тошнило, но от землянок еще больше.

Демоны это демоны, а тут земные женщины, продавшиеся им или принужденные силой. Результат у всех один: стертая память, как у манкуртов Чингиза Айтматова.* Уничтоженные земные привязанности; чувства, потерявшие значение.

— Алена, ты куда? — понеслись мне вслед женские голоса, и все присутствующие в зале обернулись на крики. — Алена, подожди, вернись!

*Дети или взрослые люди, похищенные врагами, и под пытками или психологическим давлением забывшие свои корни и происхождение, принявшие образ жизни и ценности врагов. Слово используется в романе Чингиза Айтматова "И дольше века длится день".

Я шла куда глаза глядят, не оборачиваясь на женщин, счастливых в своем донорстве. Не думала, куда я надеюсь добрести. Куда меня отсюда выпустят.

Жилистая рука ухватила меня за плечо. Я не стала оборачиваться, и так понимая, кто это.

— Что они тебе сказали? — прошипел разгневанный голос Дораха.

— Ничего плохого, — процедила сквозь зубы, не поворачиваясь к нему лицом. — Только хорошее. Как им хорошо со своими замечательными хозяевами. Какие блага они имеют, отдавая вам холион. Как они забыли свою земную жизнь, предали семью. А главное, какие расчудесные у них метки на плечах. Сказали, я тоже скоро увижу свою… когда больше вашей спермы, пота, слюны смешается с моими. Впитается в кровь. Вот такое счастье меня ждет. И вот что ждет Марину, когда Каэрх принудительно заклеймит ее, потому что она никогда не отречется от мужа и детей!

Дорах развернул меня к себе. Я опустила голову, не желая смотреть на лицо Альберта и жуткие глаза. Еще одна жертва демонского всевластия и безнаказанности.

— Когда ты узнаешь, зачем это нужно, поймешь, что у нас просто нет выбора. Нельзя по-другому. Слишком высока цена.

— А я узнаю? — фыркнула. — Они никто не знают. Им всем плевать. Главное, что они имеют с вас за холион.

— Ты — узнаешь, — непререкаемо заявил Дорах.

Я с силой выдрала запястье из тощей костлявой руки.