– А «Правде» нужны деньги, – заинтересованно напомнил Сталин.

– Денег-то она и не принесла, - отмахнулся Ленин.
–  Эта дура уже сидела у меня два часа, оторвала от работы, своими расспросами и разговорами довела до головной боли. Ушла и еще стала сетовать, что я был к ней невнимателен! Неужели она думала, что я за ней буду ухаживать? Ухажерством я занимался, когда был гимназистом, но на это теперь нет ни времени, ни охоты.

Сталин, двусмысленно улыбаясь, не согласился с вождем большевиков:

– Нам, мужчинам, плохо без женщин. У нас на Кавказе…

Ленин не без удивления посмотрел на него:

– О чем вы говорите? Решается судьба партии, революции, России, может быть, всего мира! А ваши мысли чем заняты?

И без перехода сообщил:

– Жалуются на вас, батенька.

– Так врут наверняка, – с деланным равнодушием ответил Сталин, – как эта ваша дура.

– Неужели? – сощурился Ленин. – Я тоже очень недоволен позицией «Правды». Вы же идете против меня. Фактически поддерживаете Временное правительство.

Он раскрыл номер, который держал в руке:

– Я выдвинул лозунг «Вся власть Советам». Что пишет «Правда»? «Схема т. Ленина представляется нам неприемлемой, поскольку она исходит от признания буржуазно-демократической революции законченной и рассчитана на немедленное перерождение этой революции в социалистическую».

– Ваши слова? – грозно осведомился Ленин.

Сталин поднялся.

– Обязан напомнить, что я принужден был взять на себя редактирование «Правды», потому что газета до моего прихода прозябала, – принялся объяснять Сталин. От его улыбки не осталось и следа: – А не взялся бы, пропала бы газета, ей-богу. Вся редакционная работа была в развале. Толковых помощников днем с огнем не отыщешь.

– Я помню, – остановил его Ленин. – В верхнем уголке второй полосы было напечатано: «Приехавшие из ссылки товарищи, член Центрального органа партии т. Ю. Каменев и член Центрального Комитета партии т. К. Сталин, вступили в состав редакции «Правды»… С девятого номера вы взяли на себя редактирование газеты. Содержание девятого номера уже отличалось от прежней линии «Правды». И в некоторых районных организациях даже потребовали исключить вас из партии. Злые были высказывания насчет «нарушения большевистской политики товарищами, которых во времена царизма привыкли считать руководителями».

– Владимир Ильич, вас неверно информировали. – Желтоватые глаза Сталина сверкнули. – Бюро ЦК совместно с представителями Петроградского комитета собралось в помещении редакции «Правды» здесь, на Мойке. Заседания были весьма бурные. Но все претензии ко мне затем были сняты.

– Сейчас о другом речь. Вы отстаивали позицию, что буржуазная революция еще не завершена и рано ставить вопрос о свержении Временного правительства, – пристально глядя на Сталина, перечислял его грехи Владимир Ильич. – Так? А ведь вы знали, что я думаю иначе. Когда в «Правду» пришли мои статьи, как вы поступили? Вычеркнули из них критические оценки Временного правительства. Не отрицаете? Вы выступали с докладом «Об отношении к Временному правительству». И что же? Вы предостерегли от «форсирования событий», призвали поддержать правительство - условно, как вы выразились. Так? Хуже того! Вы согласились с предложением презренного меньшевика Церетели объединить большевиков и меньшевиков в одну партию. Что вы сказали? «Мы должны пойти на это. Внутри единой партии мы будем изживать мелкие разногласия». Хватит делиться на беков и меков, то есть на большевиков и меньшевиков… Так? А когда бюро ЦК обсуждало мои апрельские тезисы, вы не поддержали мою идею перерастания буржуазнодемократической революции в социалистическую. Выступили против моих тезисов: «Это схема, нет фактов, поэтому не удовлетворяет». Так?

Григорий Евсеевич Зиновьев крикнул из коридора:

– Владимир Ильич, вы нам срочно нужны!

Ленин вполголоса говорил Сталину, глядя ему прямо в глаза:

– Политики, которые заседают в парламенте, любят полутона, недомолвки, намеки. Мы такими играми не занимаемся. Мы будем брать власть. Но даже с нашими недотепами-противниками это смертельно опасно. А в борьбе не на жизнь, а на смерть нет места неопределенности и сомнениям. Надо делать выбор. Или со мной, или против меня. Не просчитайтесь…

– Еще договорим, батенька, – бросил Ленин и отошел.

В дверях он столкнулся с Надеждой Константиновной Крупской. Она хотела что-то сказать мужу. Но Ленин стремительно выскочил в коридор, пообещав:

– Наденька, я вернусь.

– Приветствую, Надежда Константиновна, – мрачновато сказал Сталин, увидев жену Ленина.

– Шоколада не хотите? – любезно предложила Крупская.

Достав из сумочки раскрытую плитку, отломила себе дольку, остальное выложила на заваленный газетами стол. Пояснила:

– Швейцарский, лучше не бывает. Взяли в дорогу. А весь не съели. Волновались, как здесь встретят. Аппетита не было.

– Я не ем шоколада, – грубовато отказался Сталин. – Не приучен. В тюрьме и ссылке, знаете ли, нас шоколадом не кормили. А за границей я не жил, с тамошней жизнью мало знаком.

– Вы меня, кажется, упрекаете, что мы с Ильичом, спасаясь от охранки, уехали за границу? – удивилась Крупская.

– Не упрекаю, – резко ответил Сталин. – Вы меня неправильно поняли, Надежда Константиновна. Просто мы, русские работники ЦК, не имели таких возможностей, как те товарищи, кто жил за границей. Иностранных языков не изучали, к европейской литературе доступа не имели и швейцарского шоколада не пробовали.