Шрифт:
Варя засмеялась. А Илья, внезапно повернувшись к ней, заметил, что при этом она ещё и плачет.
— Мне тогда было десять лет, — продолжала она, глотая слёзы. — И я решила прочитать про форсирование Днепра. Я прочитала… про то, что вода там была красной от крови, и про многое, многое другое… И спросила у мамы — как так? Вот же оно — самое страшное! Что же может быть страшнее ЭТОГО? Мама тогда сказала, что я потом пойму… И я поняла. Спустя два года, когда она заболела и начала медленно умирать на моих глазах, а я ничего не могла сделать.
Берестов давно перестал осознавать, куда они вообще едут, так заслушался. И так… плохо ему было.
— Илья… — Варя вытерла мокрые щёки ладонями, всхлипнула, — то, что ты со мной сделал — не самое страшное, что случилось в моей жизни. И…
— Это не оправдание, — вырвалось вдруг у него.
— Да, я знала, что ты так скажешь… Но мне и не нужны твои оправдания. Я понимаю, что ты хороший человек, и мне этого достаточно… Это лучшее из всех возможных оправданий.
В этот момент Илья осознал, что больше не выдержит. И остановил машину.
Уже потом, намного позже, Варя сообразила, что тогда, по идее, она должна была испугаться. Остановка была резкой, да и повернулся к ней Берестов тоже довольно резко. А уж когда Варя посмотрела в окно…
— А где это мы?
— Понятия не имею, — заявил Илья. — Я не туда свернул. Сейчас в телефоне включу навигатор, поглядим, как отсюда выехать. Но сначала… Варь, я хотел бы прикоснуться к тебе. Можно?
— Сейчас? — она смутилась.
— Да. Я не сделаю ничего плохого.
— Я понимаю…
Пару секунд Варя колебалась, закрыть ли глаза, но в итоге всё же закрыла. А в следующее мгновение Илья положил обе свои руки на её колени, и она вздрогнула.
— Знаешь, как мне всё время хочется тебя назвать? — прошептал Берестов, начиная легко гладить её коленки. Очень легко… и выше не поднимался, словно осознавал, как она этого боится. Боится… и ждёт.
— Как?..
— Варежка. Не обижайся.
Стало смешно.
— Не обижаюсь. Папа так иногда говорит: «Варя, закрой свою варежку». Заболтала я тебя сегодня.
— Совсем нет.
Одна из ладоней Ильи скользнула левее, оказавшись почти между Вариных ног. Почти…
Стало жарко.
— Мама называла меня Ватрушкой, — произнесла Варя прерывающимся голосом, пытаясь отвлечься от разрывающих её на части ощущений. С одной стороны — тянущая сладость внизу живота, а с другой — смущение и лёгкий страх.
— Тебе подходит. Хотя мне больше нравится Варежка. Или Вареник.
Илья по-прежнему не настаивал ни на чём, не давил на неё, просто гладил. И девушка, еле слышно вздохнув, раздвинула ноги.
Руки Берестова остановились. Наверное, он подумал, что она случайно…
Вот и хорошо, вот и пусть думает…
Но всё же Илья решился и очень медленно опустил ладони вниз, чтобы обе они оказались между бёдер Вари. И вновь стал гладить.
Кожа там была до ужаса чувствительной даже сквозь джинсы. Варе вообще почудилось, что нет на ней никаких джинсов, и Илья ласкает её так, без одежды… Добирается до сокровенного и легко дотрагивается одним пальцем… и замирает.
И Варя тоже замерла, когда почувствовала палец Берестова между ног.
— Варя… — выдохнул Илья и начал делать движения этим пальцем по кругу, то сильно нажимая на ткань, то отпуская. Варя тихонько застонала, откидываясь на сиденье машины. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо…
Она всхлипнула, дрожа и вцепляясь обеими руками в сиденье — иначе вцепилась бы ими в плечи Берестова.
Но как же приятно… Даже через джинсы… Круговые настойчивые движения вокруг её лона и клитора, ласковые слова… Ещё… ещё… ещё…
Она не осознавала, что шепчет это слово, содрогаясь в приступе невероятного по силе оргазма и сжимая бёдрами руку Ильи…
А когда осознала, открыла глаза — и ощутила, что щёки все мокрые от слёз из-за доставленного удовольствия. Вспышка смущения — и Варя разжала ноги.
Берестов выпрямился, глядя на неё глазами, сверкавшими так, будто у него была лихорадка.
Варя вспыхнула от смущения.
— Я… никогда…
Она хотела сказать, что никогда её не ласкали через одежду, но постеснялась.
— Только не стыдись, я тебя прошу. Нечего стыдиться.
Она кивнула, но всё равно сразу застыдилась.