Обычный состав мексиканских групп – одинокие женщины за шестьдесят и такие же пожилые супружеские пары. Люди солидные, с достатком, которые, вырастив детей, уйдя на пенсию, заработав на приличную старость, могли, наконец, посвятить время себе и отправиться в давно задуманное путешествие по Европе. В программу почти всегда включалось и посещение загадочной страны – Советского союза. К нам они приезжали, побывав уже в Париже, Вене, Лондоне, Стокгольме. Иногда делались короткие визиты в Прагу, Будапешт или Берлин (как в Западный, так и в «наш», социалистический). Потом на неделю, а то и на две, они останавливались в Ленинграде и Москве. Большой европейский тур завершался обычно в Испании. Латиноамериканцы, не исключая, естественно и мексиканцев, испытывают неистребимую привязанность к этой стране, любовь и нежность, как дети к матери, не важно, отвечает ли она им взаимностью. И это, несмотря на роль Испании как исторического завоевателя, в общем, разрушителя тамошних цивилизаций, великих империй ацтеков, инков майя и стольких других. Туристы возвращались к себе на родину обычно с вылетом из Мадрида. Перемахнув океан, они потом долго не выезжали никуда, дальше Акапулько, Канкуна, других местных курортов, но часто вспоминали и рассказывали друзьям и знакомым о своем потрясающем, почти кругосветном, путешествии. Увлекшись рассказами, ехали их друзья, родственники и знакомые, а мы в Москве получали новую группу мексиканских туристов.

Мексиканцы очень гордятся, что у них революция произошла намного раньше нашей, еще в 1910 году, а закончилась в один год с Великой Октябрьской 1917 года. К слову сказать, когда однажды мексиканцы в автобусе на дальнем переезде в связи с каким-то национальным праздником исполнили свой революционный гимн начала века, мелодия очень напомнила мне марш Дунаевского: «Легко на сердце от песни веселой…». Схожесть мелодий была поразительной.

Была у мексиканцев, особенно у людей, относящихся к прошлому поколению, еще одна своеобразная гордость. Они помнили, что «русский революционер Троцкий», основатель однофамильного политического течения и до сих пор весьма популярного в Латинской Америке, проживал в их стране, на вилле недалеко от столицы – Мехико. Там он и был убит ледорубом как бы по заданию НКВД. Эту историю я впервые узнала от мексиканских туристов, слышала еще в те годы, когда документы об убийстве Троцкого лежали под пудовыми секретными замками в партийных архивах. Признаюсь, я не верила этим рассказам, во-первых, потому, что вообще не интересовалась историей троцкизма, а во-вторых, как и полагалось, «пионеру-ленинцу», до поры до времени была определенным адептом советского строя. И уж тем более, не поверила в байки о неблаговидной роли художника Давида Сикейроса, коммуниста и патриарха мексиканской монументальной живописи, в одном из многочисленных покушений на Троцкого. Но мексиканцы знали, кажется, все по этой теме, включая сложные личные взаимоотношения самого Сикейроса с художницей Фридой Кало, женой его друга и учителя Диего Ривера и, как говорили, любовницей основателя троцкизма. Я, родом из Страны Советов, выросшая в семье верных коммунистов-ленинцев, живущая, как и мои сограждане, за железным занавесом в определенной информационной изоляции, терпеливо выслушивала от мексиканских граждан про козни КГБ, и не верила этим россказням. Типичный «совок», я делала логичный, естественный для моего воспитания вывод: близость Мексики к США с его антисоветской пропагандой, губительным образом сказывается на простом хорошем мексиканском народе.

Мне довелось встретиться с Давидом Альфаро Сикейросом, уже пожилым человеком, когда он приехал в Москву по приглашению Союза художников. Народу в зале было много: оригинальные полихромные росписи Сикейроса были известны в нашей стране и высоко ценились. Председательствующий вначале рассказал о жизненном пути художника, и зал сидел притихший, слушая весьма краткое, но внушительное перечисление войн, революционных и политических битв, арестов и снова войн, где дон Сикейрос был активным участником. Потом слово передали почетному гостю. Я переводила его большое выступление о начале и поэтапном развитии знаменитой «пинтуры де муралльос» – настенной живописи, об основателе этого направления – своем друге и учителе Диего Ривера. После заседания и обеда мы отправились на экскурсию по городу, потом пошли в Кремль, обошли все три собора. Сикейрос долго рассматривал фрески, то приближался на допустимое расстояние, то уходил куда-то в угол и смотрел издалека. Мы вышли, он глубоко вздохнул, немного печально, почмокал губами, улыбнулся и сказал: «Мы так похожи, …» – «Кто?» – Не поняла я. – «Тот древний русский живописец и я, мы похожи. Мы говорим об одном и том же».

Конец ознакомительного фрагмента.