Мари замолчала. Шеймас был прав. Тальина с радостью распространит о ней не самые благие слухи, и вскоре весь Опретаун будет сочувствовать их императорским величествам, называя Мари пригретой на их груди змеей.

— Лу знал, что как только мы с тобой встретимся, Вселенная может нас запечатлеть. Он боялся потерять тебя.

И это тоже было правдой. Луисцар неоднократно повторял свои опасения, вот только Мари не до конца понимала их смысл.

— Почему мы запечатлелись? — наконец спросила она.

— Потому что мы последние из палал. Вселенной виднее, как возродить вымершую расу. Пусть я полукровка, но во мне течет кровь палал. Я молод, здоров, красив и силен. Ты тоже… молода.

«Чертов самовлюбленный павлин!» — подумала Мари, вспомнив, как Луисцар называл Шеймаса грубияном.

— Кто тебя подставил? Нэим? — сменил он тему.

— Это так очевидно? — удивилась Мари.

— Ты что, совсем-совсем ничего обо мне не знаешь? — Брови Шеймаса поползли вверх. — Ладно. Нам предстоит долгий разговор. Ты располагайся, а я пока…

Мари понадеялась, что он предложит ужин или хотя бы чай, но у хозяина замка были другие планы.

— …пойду посру, — договорил он и, положив ладонь на живот, вышел из мастерской.

Закатив глаза в потолок и цокнув языком, Мари в который раз пожалела, что не отправилась в пансион Вейца. Человек, готовый прилюдно поковыряться в пупке, когда-то был претендентом на престол целого мира! Мари ненавидела Тальину, но не отрицала тот факт, что эта женщина внесла полезный вклад в политику Опретауна, посадив на трон именно Луисцара.

В ожидании возвращения Шеймаса, Мари прошлась по мастерской, и обстановка ответила ей содержательнее любых слов. Шеймас здесь жил — готовил на старой электрической плитке, подсоединенной к топливному генератору, ел из металлических мисок, горой сваленных в рукомойник, спал в натянутом в углу гамаке. Он словно облюбовал для себя это место, и никакое другое ему не было нужно, пусть хоть весь остальной замок развалится, камня на камне не оставив.

Мари осторожно села на край дубового сундука, прикрытого тканым одеялом, и замерла в ожидании, прислушиваясь к позвякиванию капающей на посуду воды из подтекающего крана.

Вернувшийся Шеймас окинул ее хмурым взглядом и взял курс к покрытому «рыжиками» низкому холодильнику. Вынув оттуда что-то напоминающее палку колбасы, он взял нож и принялся нарезать это кусками. Мари молча наблюдала за тем, как Шеймас ссыпает неизвестный ей полуфабрикат в раскаленную сковороду, солит и поливает маслом. Помешивая заурчавшее блюдо, он заговорил:

— Наши отцы дружили. Мой часто гостил в Палалии, где и познакомился с моей мамой. Она была из придворных. Короче, никем. А он в то время уже был женат на Тальине, всяко пытающейся забеременеть. Конечно, когда он принес в дом новорожденного ребенка и заявил, что это его сын, она взбесилась. Наверное, Тальина возненавидела палал уже тогда. И хотя в ее жизни появилась радость — родной сын, вскоре судьба нанесла ей еще один удар. Она отправилась в Палалию, чтобы поздравить друзей мужа с рождением дочери, а Вселенная запечатлела эту самую дочь с ее любимым Лу.

— И что в этом плохого? — недопонимала Мари.

— Как что? Одна палал увела у нее мужа, другая — сына.

— Твоя мама умерла при родах. И твой отец не бросал Тальину ради нее.

— Зато всегда напоминал о том, как горячи женщины палал и холодны опретки, — пояснил Шеймас. — Не знаю, виновна ли Тальина в ненависти, на которую имела право, но это завело ее слишком далеко. — Он снова помешал дымящееся блюдо. — Мы с Тальиной терпеть друг друга не могли, часто ссорились, она подставляла меня, я надсмехался над ней. Это была открытая война, а десять лет назад я узнал о ее скрытой стороне. Уже находясь на смертном одре, отец передал мне одну очень важную вещицу. Накопитель электронной памяти.

— Флешку? — уточнила Мари.

— Можно сказать и так. Разница между известными тебе флешками и нашими накопителями в том, что последние нельзя отформатировать и уничтожить. Они не просто долговечны, они вечны. Пластины изготовляются из особого сплава древнейших пород, собранных в разных уголках Вселенной. Ученые Междумирья — лучшие изобретатели. — Шеймас отключил плиту и разложил еду по двум тарелкам. В одну он положил вилку и протянул Мари.

— Спасибо, — любезно поблагодарила она, не впечатленная ни обстановкой комнаты, ни готовкой Шеймаса, ни запахом ужина. Но голод брал верх над брезгливостью, и Мари решила поесть. Медленно жуя резиновый кусок мяса с довольно дурным вкусом, она смотрела, с каким аппетитом уплетает еду Шеймас, и надеялась, что она не превратится в такую же дикарку. — Что это? — спросила Мари, кое-как проглотив пережеванный кусок.

— Бычий член, — ответил Шеймас, закидывая в рот еще.

Мари затошнило. Она сдержала рвотный позыв, отставила тарелку и дотянулась до стакана с водой. Та тоже имела болотистый привкус, поэтому Мари не смогла утолить жажду, лишь смочила горло.

— Что было на том накопителе? — спросила она, вернувшись к прерванному разговору.

— Почему было? Информация до сих пор на нем.

— Не тяни.

Шеймас доел, вытер губы тыльной стороной ладони и вздохнул.

— Запись разговора виновников уничтожения Палалии. Неоспоримое доказательство. Отец раздобыл накопитель почти сразу после беды, но не дал ему ход, потому что пожалел Тальину. Это сделал Нэим. По ее просьбе.