То есть мы настолько загружены, а после обессилены, что и на смех ни времени, ни желания не остается. Не беда – за нас это сделают другие. Пусть нас не смущает, что режиссеры называют сей прием «консервированный смех», эдакая тушенка. И вроде бы ничего такого, но у нас со временем может атрофироваться возможность получить опыт собственного осмысления увиденного и последующего наслаждения. Ведь с помощью закадрового смеха юмор оценивают за нас, выражают эмоции вместо нас, причем записанные несуществующие (преобразованные звукорежиссером) голоса. Так что «машина смеха» набирает скорость. Будьте внимательны и не отдавайте свои чувства во внешнее управление!

«Это будет зеркало во всю пятисаженную стену, но зеркало, в котором будете отражаться не вы… Чудесный Кинемо!.. Не имеющий языка, одинаково понятный дикарям Петербурга и дикарям Калькутты, – он воистину становится гением интернационального общения, сближает концы Земли и края душ, включает в единый ток вздрагивающее человечество… Великий Кинемо!.. – все он одолеет, все победит, все даст. Только одного он не даст – слова, и тут конец его власти, предел его могуществу. Бедный, великий Кинемо-Шекспир! – ему суждено начать собой новый великий род Танталов!» [26] Это цитата из знаменитого «Письма о театре» Леонида Андреева 1912 года.

Да-да, вы не ослышались. Знаменитое выражение «Великий немой» (о кинематографе дозвуковой эпохи) изначально блистало словом «кинемо». А слово «кино» пока стоит в сторонке, а электротеатры лишь изредка именуют кинотеатрами. Слово «фильм» тоже пока не в ходу, в отличие от «фильма» (женского рода): «Русская Фильмъ д’Аръ “Княжна Тараканова” – новинка 1910 года. От французского la film d’art, буквально: “лента искусства”» [27] .

В те времена «немой театр» (кинематограф) противостоял «говорящему театру», театру драматическому. Критик В. Ермилов иронизировал над актерской оппозицией кинематографу:

«– Театр и Кинемо – враги.

– Актер! Не продавай себя врагу – Немому за чечевичную похлебку! (…)

Актер должен служить театру, – только театру, не “Великому Немому”, как величают Кинемо, а “Великому Говорящему”, великому искусству!» [28] .

Когда на экраны пришел звук, режиссеры, честно говоря, выдохнули. За ним стало легче скрывать изобразительную несостоятельность. А Кеннет Энгер в своей книге и вовсе приводит длинные списки попавших в психиатрические лечебницы актеров, которые из-за косноязычия или акцента больше не могли получать роли.

В те времена распространялись листовки с подобным текстом.

Против звукового кино! Публика, внимание!

Звуковое кино – это китч! Кто любит искусство и настоящий артистизм – тот не признает такого кино.

Звуковое кино – это однобокость! 100 % кино = 100 % упрощение.

Звуковое кино – это экономическая и духовная смерть! Их аппаратура скрипит, кряхтит, трудна для восприятия на слух, а также донельзя усложняет жизнь нашим любимым музыкантам и артистам.

Звуковое кино – это плохо законсервированный театр по слишком высокой цене.

Поэтому:

Требуйте немые фильмы в сопровождении живых музыкантов и представлений на сцене! Откажитесь от звукового кино! Посещайте варьете!

Давайте сразу разрушим миф: немое кино вовсе не было немым, оно было необыкновенно говорящим, в нем звучала музыка, а актеры потрясающе работали телесно: для этого им служили мимика, жесты. «Говорящие фильмы? – воскликнул Чаплин. – Я вам уже говорил, что их ненавижу! Они портят самое древнее искусство в мире – искусство пантомимы. Они разрушают великую красоту молчания».

Со времен немого кино кое-что осталось прежним: в первую очередь кино показывает, а затем уже говорит. Кино без звука возможно, а вот без картинки – нет. Кино – это не радиоспектакль. Это значит, что массу информации мы получаем именно через изображение. Не чудо ли, но в 2011 году «Оскар» получила немая лента «Артист».

Помню свое смятение, а после восторг, когда на семинаре по истории кино нам, студентам, поставили немой черно-белый фильм. И первая мысль: «Надо было не приходить». А еще и деревянные стулья с низкой спинкой… Но потом лента буквально заворожила меня. Это был фильм «Кабинет доктора Калигари» 1920 года. И до сих пор это один из самых ярких фильмов в моей памяти!

Это настоящий остросюжетный немой фильм! Он положил начало немецкому киноэкспрессионизму. Мы помним, что первый этап фильмотерапии – это ощутить свои мысли и чувства в связи с увиденным. Какими бы они ни были.

А дальше можно начать смаковать. Например, разузнать, что это за исторический период – 1920 год. И сразу вспомним поражение Германии в Первой мировой войне. А сумасшедший дом в кадре тогда, может, тоже не случаен? Это ли не метафора безумия власти, которая ввергает подчиненный ей «спящий» народ в страшные бедствия? Кстати, наш с вами современник Тим Бертон признал, что этот фильм оказал на него и его творчество огромное влияние.