Вместе с тем можно предположить, что тезис об объективности времени, будучи характерной чертой аналитической метафизики, так или иначе фундирован другой характерной для аналитической метафизики чертой – её общей реалистической установкой, которая находит своё выражение прежде всего в понимании самого предмета метафизики, в качестве которого выступают общие основания реальности, природа мира [151] .

Что касается второго вопроса, то задача минимум здесь (попытки решения данной задачи, как мы видели, имеют место и в отечественной философии) состоит в том, чтобы ответить на вопрос о способах, позволяющих получить нам доступ к объективной реальности; только потом возможно ставить и обсуждать сами метафизические вопросы о времени. Надо заметить, что в аналитической философии также имеются попытки решить эту задачу, причём как в общем виде, применительно к объективной реальности как таковой, так и в частном, применительно к вопросу об изучении времени. Таким образом, помимо обсуждения вопроса об онтологии времени, именно в аспекте вопроса о предполагаемых методах исследования можно вести разговор об объективном времени в аналитической философии. Это – важный момент, поскольку появляется возможность сопоставить подходы к решению данной задачи, используемые в отечественной философии, с одной стороны, с теми, которые предлагаются в рамках аналитической философии, с другой.

Чтобы понять в чём отличие в постановке метафизических вопросов о времени в англоязычной аналитической философии, с одной стороны, и в отечественной философии, с другой, а также выяснить, в чём специфика и каковы корректные с методологической точки зрения способы ответа на них, необходимо, прежде всего, уточнить, почему те или иные вопросы о времени могут считаться метафизическими в собственном смысле, то есть в данном случае претендовать на то, чтобы составлять особый класс вопросов? В такой форме данный вопрос, и это в данном случае принципиально, может быть сформулирован только в отношении аналитической метафизики, поскольку диалектико-материалистическая традиция в принципе избегала говорить о метафизических вопросах как об особом классе вопросов, несмотря на то, что само определение времени как формы бытия материи, конечно, следует считать метафизическим в том смысле, что категория материи в данном случае была категорией метафизической по сути. Вряд ли мы обнаружим специальную группу метафизических вопросов о времени и в современной отечественной философии, не говоря уже о том, чтобы их постановка сопровождалась совершенно необходимым в данном случае обсуждением вопроса о том, чем вопросы о времени, решение которых предположительно следует отнести к сфере компетенции метафизики, отличаются от вопросов, решение которых следует отнести скорее к сфере компетенции естественных наук. Что касается более раннего этапа в англоязычной философии двадцатого столетия, то, как хорошо известно, говорить о самостоятельном значении метафизических вопросов там не приходится. А вот в аналитической метафизике мы обнаруживаем совершенно иную ситуацию. Так, например, во «Введении» к сборнику под названием «Философия времени» его составители и редакторы специально подчёркивают, что исследование природы времени возможно двояким образом: в качестве раздела философии науки, с одной стороны, и в качестве раздела метафизики, которая определяется как философское исследование того, что существует, с другой [152] ; более того, здесь же даётся и указание на то, чем научный и метафизический способы исследования времени отличаются друг от друга в плане используемых инструментов. Научные исследования времени предполагают использование эмпирических наблюдений, тогда как в метафизических исследованиях применяется «кресельный метод», предполагающий использование аргументации a priori [153] . Данные рассуждения, на мой взгляд, заслуживают внимания в том отношении, что они являют не только пример осознанного выделения метафизических вопросов о времени в самостоятельную группу, но и предлагают критерий для этого, тем самым признавая за логико-теоретическим анализом понятия времени самостоятельное значение.

На первый взгляд всё выглядит достаточно просто и логично. Однако здесь нас подстерегает сразу несколько трудностей. Из приведённых рассуждений видно, что в данном случае именно признание за аргументацией a priori самостоятельного познавательного значения определяет саму возможность метафизических вопросов о времени. Но тогда мы оказываемся лицом к лицу с традиционной проблемой эпистемологии: каким образом вообще возможно знание a priori, если оно, конечно, возможно вообще? В истории философии были предложены самые разные решения этой проблемы. Имеется своё собственное решение и у аналитической метафизики, и оно во многом определяется другой её характерной особенностью – стремлением «опираться лишь на надежные и ясные основания и не содержать пустых спекуляций» [154] . Как указывает Л.Б. Макеева, по мнению аналитических метафизиков «…философы не обладают особой способностью (будь то интеллектуальная интуиция или мистическое чувство), которая бы открывала им доступ к бытию; единственный инструмент, которым они могут пользоваться при решении каких-бы то ни было философских проблем, включая метафизические, это анализ языка» [155] , который в современной аналитической метафизике, по признанию её представителей, рассматривается как способ репрезентации реальности, с которой имеют дело метафизики [156] . Знание a priori в качестве знания об объективном мире, таким образом, в самых общих чертах оказывается возможным здесь постольку, поскольку само познание теснейшим образом связано с анализом языка. Однако, здесь возникают новые трудности. О каком именно языке следует вести речь? Возможно ли строить рассуждения, используя обыденный язык и общепринятые значение слов, или же необходимо создание иных, более «правильных», сравнительно с обыденным, языков; возможно ли обойтись обычной логикой или требуется создание иных? Это – одна группа трудностей. Другая состоит в том, как определить подходящий критерий для оценки истинности метафизических суждений о том, что именно существует. Какой критерий следует выбрать в итоге? Здравый смысл? Концептуальный анализ? Квазинаучный метод? [157] В современной аналитической метафизике, как и вообще в философской метафизике, не существует однозначных ответов на эти ключевые для неё вопросы, и именно поэтому говорить о том, что здесь имеет место какая-то одна общепризнанная методология для исследования метафизических вопросов о времени, как это на первый взгляд может показаться, если основываться лишь на том факте, что метафизика времени вполне определённо рассматривается как самостоятельный способ исследования времени, просто невозможно.

Однако наряду с рассмотренными выше, имеется, на мой взгляд, ещё одна трудность, которая не имеет непосредственного отношения к тем проблемам, с которыми сталкивается методология метафизического исследования a priori именно в рамках аналитической метафизики, а предстаёт как трудность более фундаментального порядка, связанная с определением границ самой метафизической проблематики и применяемых для её рефлексии методов в отношении времени в качестве одного из предметов метафизики. Речь идёт о том, что философская метафизика это, очевидно, не только аналитическая метафизика. В истории философии существовали и другие типы метафизики, отличные от аналитической метафизики. И здесь очень важно не упустить из виду, что время традиционно является важнейшим предметом не только для аналитической метафизики, но и для других типов метафизики, а метафизические вопросы о времени оформляются не только как вопросы, фундированные исключительно её собственными предпосылками и установками. Понимание этой особенности времени в качестве предмета метафизики вообще, как представляется, позволяет значительно лучше понять те тенденции, которые обнаруживаются в современной англоязычной метафизике времени. Такое понимание может быть использовано в качестве фундамента для диалога между подходами к метафизике времени в современной аналитической метафизике с подходами, которые обнаруживаются в рамках иных метафизических традиций.

Дело в том, как было указано выше, на постановку целого ряда тех вопросов о времени, которые имеют метафизический характер, непосредственное влияние оказали широко известные рассуждения о нереальности времени, предложенные Дж. Мак-Таггартом. Между тем, современная аналитическая метафизика есть явление иного порядка, чем, так сказать, традиционная спекулятивная метафизика, к которой принадлежал Дж. Мак-Таггарт, и это не могло не оказать влияние на своеобразие подходов к решению проблемы времени в той её форме, где предметом дискуссий оказывается онтология времени. Понимание предмета современной аналитической метафизики, по признанию тех современных исследователей, что работают в этой традиции, в основном восходит к работам У.О. Куайна, который считал, что метафизика имеет дело с тем, что есть [158] (существует). Ответы на вопросы о сущем как оно есть, направленные на составление по возможности полного списка категорий, описывающих сущее, т. е. онтологии, и составляют предмет метафизики. Как получить ответы на вопросы о том, что существует? – вот ключевой для аналитической метафизики вопрос её методологии. Куайн, как известно, предложил использовать для этого принцип онтологических обязательств теории, но в его собственном понимании использование этого принципа было связано с двумя определёнными моментами. Один из них заключался в выраженном натурализме [159] в решении философских проблем: определить, что именно существует, возможно «…только выявлением онтологических обязательств, принимаемых в наших лучших научных теориях» [160] . Другой в том, что по мнению Куайна, выявление онтологических обязательств «…требует использования искусственного формального языка» [161] , роль которого он отводил языку логики придикатов [162] . Взгляды Куайна оказали и продолжают оказывать большое влияние на современную аналитическую метафизику, и это признаётся большинством философов, принадлежащих к данной традиции. Так или иначе, среди современных исследователей, специализирующихся в метафизике, куайновское понимание предмета метафизики является доминирующим [163] . Нетрудно, в частности, заметить, что определение метафизики, которое используют упомянутые авторы «Введения» в книге «Философия времени» в точности соответствует тому, которое предложил Куайн [164] . Не менее важное значение принадлежит принципу онтологических обязательств теории [165] , однако не все метафизики согласны с куайновской его интерпретацией. В целом, анализ литературы показывает, что даже в тех случаях, когда имеет место попытка охарактеризовать тенденции, присущие современной аналитической метафизике, что называется, из первых рук, у различных авторов можно встретить несколько различные оценки. Так, например, существует точка зрения, согласно которой доминирующим следует считать направление, связанное с использованием так называемой квазинаучной методологии, которая принадлежит к тому типу методологии, которая была рекомендована Куайном и получила разработку в трудах Д. Льюиса [166] , и именно она составляет методологическую основу одного из видов реализма, который может быть назван сильным реализмом (strong realism) [167] , или, в других терминах, тяжеловесным реализмом (heavyweight realism) [168] . Например, один из сторонников квазинаучного метода Т. Сайдер называет следующие его существенные черты и указывает те проблемы, с которыми он сталкивается: «Современный исследователь-онтолог сравнивает альтернативные точки зрения как своего рода приблизительные гипотезы о мире и для этого подходит к ним с определённым набором критериев для выбора наиболее правильной теории, среди которых теоретический инсайт, простота, взаимодействие с другими областями знания, например, наукой, логикой, философией языка. Однако здесь онтология сталкивается с теми же проблемами эпистемологического характера, что и наука при выборе наиболее подходящей теории среди альтернативных гипотез. Например, в том случае, когда основные онтологические гипотезы кажутся последовательными и эмпирически адекватными, решающее слово оказывается именно за перечисленными выше критериями. Но тогда возникает вопрос, а сами критерии подходят для решения данной задачи? И вообще: критерии, которые используются для выбора научных теорий, применимы ли для метафизики? Как их артикулировать более ясно и возможно ли с их помощью сделать окончательный выбор?» [169] .

Характерно, что описывая квазинаучную методологию, Т. Сайдер специально подчёркивают её отличие от методологии концептуального анализа и пишет буквально следующее: «современные онтологи не являются концептуальными аналитиками» [170] . Данное замечание представляется довольно примечательным, поскольку, если его принять, вообще-то ставит под вопрос возможность самостоятельного логико-теоретического анализа времени a priori в силу того, что предполагает его зависимость от эмпирических критериев оценки истинности суждений, и, следовательно, саму возможность существования метафизического понимания времени в качестве отличного от того, которое предлагается в философии науки. Но даже в том случае, если имплицитно считать, что эмпирические критерии здесь не играют определяющей роли хотя бы потому, что вопрос о соотношении эмпирического и метафизического в современной философии науки остаётся открытым, и, следовательно, квазинаучная методология вовсе не идентична верификационистской методологии [171] , какое-то минимальное различие между наукой и философией всё-равно должно сохраняться, и обычно в качестве критерия, специфичного только для науки принимается минимальный эмпирицизм. Поэтому, если квазинаучный метод предполагает обращение к данным науки в качестве одного из критериев, определяющих выбор подходящей онтологической гипотезы о том, что существует, а именно это и роднит его с куайновским натурализмом, то в этом случае ни о какой аргументации a priori в чистом виде идти не может, и это означает, что в рамках аналитической метафизике мы встречаемся с типом методологии исследования времени, который в некотором роде оказывается сходным с тем, что имеет место в рамках диалектико-материалистической традиции. В любом случае, следует обратить внимание, что обращение к квазинаучному методу делает актуальным для аналитической метафизики времени исследование вопроса о соотношении знаний о времени, которые могут быть получены a priori, с теми, которые могут быть получены в рамках научных исследований времени.

Однако не все авторы, видимо, склонны отводить квазинаучному методу столь большую роль. Как пишут, например, Дж. Кэррол и Н. Маркосиан, существует множество способов несогласиться с куайновской интерпретацией принципа онтологических обязательств теории; самое ценное для нас заключается в общей стратегии, предложенной Куайном. Так, например, часто онтологические исследования могут начинаться с некоторых утверждений, которые считаются истинными с точки зрения здравого смысла [172] . По мнению М. Лукса и Д. Циммермана, методология, которая используется современными метафизиками, берёт начало в работах Д. Льюиса и Р. Чизольма. Хотя принцип онтологических обязательств играет для них значительную роль, особенность его интерпретации состоит в том, что Чизольм, а позднее Льюис, отказываются от куайновского натурализма и следуют, скорее, традиции восходящей к Муру и связанной с анализом обыденных утверждений, что способствовало возвращению в метафизику традиционных проблем и, в свою очередь, означало, что онтология должна быть чуткой в отношении проблем, которые возникают в других областях философии. А именно: конкретная онтологическая схема показывает свою адекватность, если помогает решать проблемы где-либо ещё. Что касается критерия выбора онтологической схемы, то в качестве таковых оба философа принимают простоту и широту охвата [173] . Но в любом случае и сама общая стратегия онтологических обязательств наталкивается на разного рода трудности, поэтому её использование связано как с необходимостью учитывать наши знания о семантике естественного языка, так и с тщательным анализом того, почему одни онтологические обязательства из числа возможных следует считать более приемлемыми, чем другие [174] .

Можно привести и другой пример, который показывает, что утверждение Сайдера о том, что современные онтологии не являются концептуальными аналитиками, не является адекватным выражением ситуации в целом. Так, в «Предисловии» к сборнику «Будущее философии времени», где приводится краткая характеристика составляющих его статей, можно прочитать буквально следующее: «каждая из первых трёх статей, написанных соответственно Н. Оуклендером, М. Тули и У. Мейером используют чистый концептуальный анализ в исследованиях онтологии времени» [175] .