Прошли и эти пять лет. Казалось бы, наконец-то, выжил, теперь надо попасть на Родину. Но после посещения консульства и посольства он понял, что родина его бросила. Много скитался по Китаю, пока не оказался в Суйфэньхе. Здесь хоть можно было часто слышать такую далёкую теперь от него русскую речь. Российских туристов в этом небольшом городе было очень много, но они, бегая в круговерти закупок барахла, не обращали на него никакого внимания. Да и как обратить внимание, если и сам, смотря в блестящие стекла витрин банков, чувствовал себя не человеком, а каким-то чучелом. Пробовал заговорить, но от него шарахались, как от чумного. И вот только теперь этот странный шибко занятый русский Николай, бывая по делам в Суйфэньхе, обязательно заходил в кафе «У Лены» и покупал для своего тёзки пиво и пельмени.

Однажды Николай, прибыв на переговоры в очередной раз, не нашел Ли в кафе.

– А Ли куда делся? – спросил он у Люй-Лены.

– Умер, – безразлично ответила та.

Николай заказал стакан водки: надо хоть помянуть. «Вот ведь какую жизнь прожил человек, – горько подумал он. – Оказался не нужен никому. Попал в жернова двух противоборствующих тогда систем, стал заложником межгосударственных отношений. Отношения-то между государствами наладились, а он так и умер изгоем, заложником».

Николай выпил, но не почувствовал горечи водки. На душе горечь была ещё сильней. Вроде бы Ли и посторонний человек, а как будто потерял Николай близкого. Под взглядами соплеменников он с грустным видом вышел из кафе.

Накануне празднования дня города Николаю Ивановичу Рыжикову вручили на собрании медаль мэра «За вклад в развитие города». Николай Иванович работал арматурщиком ещё со времён СССР, и не было в городе района, где бы отсутствовали дома, в которые не был вложен его труд. Раньше, в советские времена, его награждали различными знаками отличия: и гвардеец пятилетки, и ударник коммунистического труда и другими ведомственными наградами, он всегда трудился с полной отдачей, но чтобы медалью или орденом – это в первый раз. Тогда, при советской власти, он был ещё для таких наград молод, потом не стало советских наград, при демократах советские награды отменили, для трудового класса не ввели. Теперь награждают, в основном, олигархов, артистов, генералов, депутатов и самих себя. И вот на тебе – медаль строителю Рыжикову.

Его друг, бетонщик Макарыч, предложил прошвырнуться на набережную и обмыть такое дело. Но Рыжиков не очень любивший такие мероприятия, да и вообще не сильно любивший алкоголь и даже ненавидевший алкоголиков, сразу настроился – только домой. Там жена, дети с внуками подъедут. Раз в месяц, по случаю получки, когда вся бригада дружно запивала дня на три, он тоже за компанию выпивал стопку – другую, потом тихо отрывался от своих до начала разгула, когда разговор переходил в крик, а слова в сплошной русский мат, спешил домой. В домашней обстановке выпивал с женой ещё одну – другую стопку и смотрел телевизор, попивая чай с лимоном. Эту процедуру он очень любил. Да ещё рядом с ним обязательно был любимый внук Витька, которому он с каждой получки неизменно покупал чёрный шоколад. Витька очень обожал почему-то именно такой, чёрный. Родители Витьки погибли в автодорожной катастрофе, и он теперь воспитывался у деда с бабушкой. В городе жил ещё один сын Николая Ивановича и две дочери, все с семьями, только внуков было аж восемь. Но Витька, есть Витька – самый, самый любимый. Сиротка…

В такие вечера не ворчала даже обычно желчная жена Глафира. Ещё в молодости она начала болеть и чахнуть, а тут ещё заботы по дому – четверо детей. Да ещё вдобавок вечная нехватка денег. Хотя Рыжиков всё время был в работе, часто оставался и на сверхурочную, но при такой большой семье необходимого достатка не было. Кормилец – то он был один. Всё её недовольство жизнью и всем на свете выливалось на голову Николая Ивановича, который, по характеру, человек мягкий, всё терпел и молчал, а с годами ушёл в себя, предпочитая работу дому, но в пьяных оргиях бригады не участвовал. Ещё предок-старовер ввёл традицию в семье против пьянства. Глафира, когда была во зле, желая его унизить, ехидно называла не Николаем, а Ванькой: «Ванька, ты Ванька и есть». Имея, очевидно, в виду то, что он по жизни неудачник. «В люди не вышел, как некоторые, начальником не стал».

Николай Иванович зашёл возле дома в местный магазин, пересчитал небогатую заначку, взял бутылку водки, лимоны, пельмени, Витьке шоколад, а Глафире дорогущее вино «Мартини», пусть баба попробует хоть раз в жизни. Так и распрощался со всей заначкой.

В квартиру вошёл гордый:

– Принимай, Глаха, орденоносца!

– Какого ещё орденоносца?

– На вот, смотри, медаль…

Но реакция Глафиры была неожиданной: «Подумаешь, медаль ему дали! Лучше бы премию! Что с медалью теперь в магазин будешь ходить? Может, без очереди будут пускать?» – неистовала она.

– Как маленький, ему бы в блескучки поиграться!

– А я тебе вот «Мартини» принёс, – робко начал Николай Ивановичю

– Пошёл ты со своим «Мартини», денег ему не жалко! Ванька, ты и есть Ванька!

Витька с участием смотрел на деда из другой комнаты, он бабушку побаивался.

Всю радость Николая Ивановича и душевный подъём как водой смыло. И впервые за многие годы нашло раздражение на свою жизнь, стало жалко себя. Николай Иванович подошёл, скорее даже подскочил, к окну и в форточку выбросил медаль. После чего грохнул изо всех сил дверью и выскочил на улицу. От возбуждения не знал куда деваться, потому словно слепой долго шагал между домами от стены к стене.

Наконец, немного успокоившись, зашёл в соседний подъезд к своему старому и верному товарищу Никодимычу. Позвонил в знакомую дверь на шестом этаже. Выглянул сам Никодимыч, в одних трусах, видно ко сну готовился спозаранку.

– Слышь, Никодимыч, ты того, выручи деньгами до получки, – лепетал Николай Иванович, до этого ни разу не занимавший деньги никогда и не у кого.

– Сколько? – недоумённо спросил Никодимыч. Он-то хорошо знал, что Николай Иванович был человек твёрдых убеждений и для него занимать деньги было последним делом.