Агрессивная пиратка загнала Мелисандра на доску. На середине пути саусбериец обернулся, открыл рот и крикнул что-то, но ветер подхватил его слова и выбросил за борт, как мусор. Корабль накренился, и Мелисандр беззвучно ухнул вниз, в разверстую пасть моря.

Я вскрикнула.

Времени горевать не было… Синеволосая тетка уже толкала меня: настойчиво, механически, без всех тех разговоров, которых так ждешь от истинных злодеев. Я извернулась и попробовала пнуть ее в колено, смутно надеясь на чудесное спасение. Но мах ногой на мокрой доске оказался до глупости неловким – и, поскользнувшись, я также полетела вниз.

Столкновение с водой окончательно лишило меня чувств.

***

Возвращение к жизни было стремительным и дискомфортным.

Кто-то с силой зажал мне нос и, когда я взбрыкнула, накрыл лицо странной, будто желейной маской. Я попробовала открыть глаза, но накладка мешала сделать это. Несколько секунд я интенсивно сучила ногами, пытаясь прощупать обстановку, а потом все вдруг стало нормально. Маска то ли пропала, то ли перестала ощущаться.

Я лежала на больничной койке. Стандартной больничной койке – белой, туго заправленной, без какого-либо намека на комфорт. Руки, вместо того, чтобы покоиться на простынях, чуть парили над матрасом. Ноги так же. От лица во все стороны отходили тонкие прозрачные трубки, напоминающие кошачьи усы.

– Дышите нормально, – сказал блёсен, склонившийся надо мной.

Блёсен! Подводный житель!

– Я что, в Рамбле? – я рискнула открыть рот.

– Да. Я установил вам маску. Давление и гравитация сейчас нормализуются.

И действительно – мои безвольно зависшие в воде ладони вдруг опустились вниз, будто я на поверхности, а не глубоко-глубоко в море. Я осторожно пощупала лицо. Глаза, нос и рот скрывала мягкая, прохладная наощупь накладка. Сквозь нее всё выглядело ярче, чем должно: предметы светились, будто белый цвет под ультрафиолетом, а самые темные оттенки слегка пульсировали.

Эта маска – волшебное изобретение безрассудных смельчаков, которые однажды, лет эдак пятьсот назад, решили, что им надоело жить на земле. Поэтому они ушли под воду. Но на глубине людям не хватает воздуха. Да и сопротивление мешает передвигаться с привычной скоростью. И с распространением звука надо что-то делать.

Смельчаки были еще и умными, поэтому изобрели хитрое устройство – маску, избавляющую от вышеперечисленных неудобств.

Сегодня мы называем подводных жителей блёснами. Есть тут, в Рамбле, и другие – рыбьеголовые, настоящие туземцы. Обе расы уживаются мирно: на праздничных открытках их всегда рисуют в обнимку.

– Вы спасли нас? – спросила я врача-блёсна.

Он кивнул, не вдаваясь в подробности. Потом отошел в другой конец палаты и начал обрабатывать мои вещи… Я с любопытством следила за процессом.

В Рамбле интересно обращаются с теми предметами, которые мокнут в воде – бумажниками, книгами, одеждой и так далее. На них выпускают сухоняш – улиток-переростков, которые, ползая, оставляют за собой слизкий фосфоресцирующий след. Этот след – специальная мембрана, которая сохраняет предмет сухим даже на дне моря. Дай улитке порезвится на твоём вечернем платье – и можешь смело нырять в нем в бассейн, если градус вечеринки позволяет.

Таких сухоняш блёсны с успехом продают в сельские районы Асерина: там они очень высоко ценятся этнологами и странствующими целителями, которые, бывает, на много дней увязают в проливных дождях Туманного Нагорья…

С моей летягой сухоняша справилась быстро. А вот раздутый, как мечты старлеток, рюкзак Мелисандра заставил ее опасливо попятиться. Блесён критически посмотрел на улитку; потом заглянул в рюкзак, покопался там, изумленно воскликнул что-то и быстро вышел из палаты.

Тотчас двери снова распахнулись, и в помещение ворвался Мелисандр. С непривычки мне показалось, что на него напала огромная прозрачная медуза, которая подмяла лицо саусберийца и теперь пытается его сожрать. Громкий вопль, исторгнутый Кесом, только подтверждал эту сюрреалистичную иллюзию.

Впрочем, это оказался вопль ликования.

– Мы живы, Ти! Мы живы! – буйно радовался Мел, тряся меня за плечи.

Я рассмеялась, так что усики маски задрыгались, как паутинка на ветру:

– Живы… Правда, я даже не успела сообразить обратного. Грохнулась в воду и обморок одновременно.

– Везучая! – завистливо выдохнул Кес, помогая мне подняться с койки, – А я еще побарахтался, поборолся за жизнь, что в условиях девятого, десятого и одиннадцатого вала было непросто… Как увидел акульи плавники рядом – все, думаю, кранты. Допрыгался. Кто твою-то смерть засвидетельствует, дурачина? Но плавники оказались фальшивыми. Их наши новые друзья присобачивают к подводным лодкам как паруса, прикинь?

Вернулся блёсен и, извинившись за беспокойство, начал педантично вводить мне какое-то лекарство под изгиб локтя. Шприц был настолько тонким, что я не почувствовала ни малейшего дискомфорта.

– Эх, Тинави! – продолжал радоваться Мел – теперь укол делали ему. – Как же здорово – жить! Жить на полную катушку!

Я рассеянно подняла брови, мол, и впрямь. Мне стало как-то нехорошо…

Блёсны переодели меня, и теперь длинная, в пол, серебристая рубаха странно холодила кожу. Чешуйчатая ткань была, как живая. Облизывала ноги прохладными язычками незнакомого материала, взбиралась вверх, стараясь потуже обтянуть шею.