Я постарался уточнить, для какого именно из штабных подразделений не хватило места, поскольку немало документов оказалось в Константинополе – так докладывала наша верная агентура из числа тех, которых знают только в лицо, – а часть на Лемносе и в Галлиполи. Флотские архивы наверняка с флотом уплыли в Бизерту, – но сведений оттуда пока что не поступало.

– Генерал-майора Попова, – сказал Реденс, не заглядывая в бумаги.

– Генерала Попова – которого? Их же было во ВСЮР и Русской армии несколько. Трое, если я не ошибаюсь?

В глазах Станислава Францевича промелькнуло нечто похожее на уважение. Затем он раскрыл одну из папок, сложенных стопкой на приставном столе, пролистал несколько страниц.

– Нет… Генерал и всё. Штаб располагался в гостинице «Бристоль», это где-то на Корниловском проспекте.

– Этого уже достаточно. На месте выясню.

– Выясни, – сказал, как приказал, Реденс. – Не исключено, что кто-то из обслуги там и сейчас остался.

«Вот мой Севастопольский адрес и определился», – подумал я тогда, ещё не предполагая, насколько этот выбор удачно обернётся.

Спрос ли рождал предложение или наоборот, но контрабанда в Феодосии к этому времени оставалась едва ли не обыденным явлением. Привозили то, на что пока ещё никак не могла сподобиться ни Потребкооперация, ни первые частные производители, воскрешённые НЭПом.

Часть контрабанды привозили моряки пароходов, часть, по мелочи, – рыбаки из всех пяти артелей, разбросанных от мыса Ильи и Карантина вдоль дуги Феодосийского залива, до самой Песчанки.

Но было несколько фелюг и баркасов, которые, по наблюдению пограничников, рыбкой баловались так, для прикрытия – никак не стоил их скромный улов трёх, а то и пяти суток болтания в море и никак не покрывал моряцкую гульбу на берегу чуть ли не после каждого их возвращения.

Вот один из таких баркасов, крепкую парусно-моторную смолёную посудину с громким названием «Виктория», пограничники перехватили в море, препроводили в порт и досмотрели как следует.

Первый тайник нашли быстро, в рундуке на юте, даже не понадобилось выгружать снулую чуларку [2] . Но там была мелочь – так, бабская галантерея. И все шестеро «рыбаков» с «Виктории» на успех досмотра прореагировали спокойно, как-то слишком спокойно – и, наверное, не просто потому что за такую партию товара серьёзного наказания не полагалось. Короче, досмотр был продолжен и через некоторое время удалось, заметив наконец, разницу в габаритах трюмного и моторного отсеков, найти второй, куда больший и куда лучше нафаршированный контрабандным товаром тайник.

Это уже тянуло на чаление экипажа за решёткой и конфискацию «Виктории», а тут ещё нашёлся маленький тайничок в рубке, а в нём – документы.

Да такие, что хозяин баркаса, Иван Резников, тут же был препровождён в Особый отдел Феодосийского отделения КрымЧК.

Не только по возрасту и по ухваткам, но и по документам оказался Иван опытным моряком. Но не просто бывшим военным моряком, а ещё и старшиной бригады минных катеров врангелевского флота.

И в допросной чекистские уполномоченные первым делом спросили, просмотрев его документы и регистрационные списки:

– Как же это ты, контра такая-сякая, от регистрации уклонился?

На что Иван с некоторым даже возмущением и неистребимым понтийским акцентом отозвался:

– А на хрена она мне? Я в чинах не ходил. Шо, написано было, штоб боцманов р-регистрировать?

Первый из допрашивающих, уполномоченный Грибков, с синими наколками – якоря и русалка на руках, в тельняшке под френчем, – не стал вдаваться в расшифровку соответствующих абзацев заведомо известного всем категориям «бывших» Приказа. А спросил, выставив перед собой разворот послужного списка Резникова:

– Мало, что ты и Деникину послужил, и Врангелю послужил, так, может, и сейчас служишь Белому делу?

И второй уполномоченный, черноглазый парень из местных греков, подхватил:

– Самое то – в Константинополь на баркасе своём мотаться: передать чего шпионского или сюда притаранить…

– Э, граждане-товарищи! – спохватился Иван. – Вы на меня такое не вешайте. Спроси кого хошь – только чесным товаром промышлял.

– Скажи ещё, что не служил их благородиям! – не унимался Костаниди, чью реплику Иван так неделикатно перебил.

Резников сжал тяжеленные кулаки, чуть помолчал и ответил рассудительно:

– Да, служил – ну и что? Ни в кого не стрелял, никого не убивал. Мои боцманские обязанности – смотреть, чтоб на катере порядок был! Да и в деле-то мы – вот как бог свят! – почитай, что и не были. Так, на сопровождении…

Бывший морячок Грибков спросил, вроде как между прочим, всё изучая старшинские бумаги:

– Например, второго мая двадцатого?

Иван почесал седеющую голову, припоминая.

– А что там – второго мая? Эт когда в Керчи мы стояли? Так там вроде всё тихо уже было…