С севастопольскими товарищами установились нормальные отношения, как только они поняли, что я прибыл не проверять их работу, а, в известном смысле, помогать. Непосредственными моими партнёрами были назначены уполномоченные Мортиросов и Ломанидзе – оба из короткого списка, который показал мне товарищ Стах.

Направление на поселение в гостиницу «Бристоль» было сделано быстро и без излишних расспросов. Несколько подробнее мы отрабатывали вопросы связи, оперативного оповещения и взаимодействия. И несколькими часами спустя, отпустив за квартал провожатого, с саквояжем в руках я входил в непрезентабельный – который год без ремонта! – вестибюль гостиницы.

Первый же взгляд на коменданта, мужчину средних лет и явно не пролетарской наружности, восседающего за стойкой портье, сразу подсказал, с кем я имею дело и какого тона в разговоре следует придерживаться.

– Любезнейший, это направление к вам от учреждения с забавной аббревиатурой «ЖКХ».

Комендант ответил именно так, как я и предполагал:

– Да, раньше всё решалось проще, а теперь направления, ходатайства, мандаты…

В то время вниз по Нахимовскому проспекту, мимо окон гостиницы, проследовал матросский патруль.

Выразительно глянув на сию троицу, я сказал в том же тоне:

– О да, но совсем недавно всё решалось ещё проще: маузер в мозолистой руке…

– Такое лучше не вспоминать… – вздохнул комендант и, ещё раз перечитав «направление», оценивающе посмотрел на меня: – Вы, товарищ Яновский, к нам надолго?

При этом он акцентировал обращение «товарищ». Это не должно было остаться незамеченным с моей стороны, и я отреагировал:

– Называйте лучше «гражданин». К большевистскому обращению не могу… да и не слишком хочу привыкать.

Прозвучало достаточно резко, так что комендант поспешно сказал:

– Простите, ваше благородие… гражданин.

Вот тут я примирительно улыбнулся.

– Гражданин. Ненавязчиво и неоскорбительно – мы же все равны, как горожане, то есть граждане… На неделю, максимум полторы.

– Понимаю, командировка, – закивал комендант. – От какой «аббревиатуры» командировка, боюсь даже спросить.

– Да и ни к чему. А нумер, естественно, почище…

Как по заказу, с верхнего этажа по выщербленным ступеням центральной лестницы спускались пятеро красноармейцев. Без оружия и не в самом презентабельном виде. Кивнув в их сторону, я негромко попросил:

– И без «этих» соседей.

Комендант понимающе подмигнул.

– Не извольте беспокоиться. Отдельный нумер. Только уж не обессудьте – туалеты у нас только по два на этаж. Но уборка регулярная.

Сказал – и явно ожидающе посмотрел на меня.

Я памятным – выглядящим, надеюсь, привычным, – «барским» жестом опустил на стойку купюру.

Комендант ловко – привычно – смахнул её под стойку и жестом подозвал коридорного.

– Голубчик, проводи уважаемого гражданина в сто седьмой.

В Симферополе, на углу Караимской и Одесской улиц, недалеко от лавки с табличкой «КЕРОСИНЪ», остановился милицейский патруль. Три человека: один в шинели и обмотках, другой в бушлате и форменных – только английской армии, – ботинках и заломленной кубанке без кокарды, а третий, старший, в перехваченном офицерским ремнем с кобурой цивильном пальто с бархатной опушкой по воротнику.

Место было выбрано достаточно удачно, – и чтобы покурить, и чтобы проверять документы у проходящих по обеим улицам. А проходило достаточно много: и к обедне в недальний православный собор или в армянскую церковь, и на призыв муэдзина в мечеть, по легенде, наделившую город прежним, допотёмкинским названием Ак-Месджит, и к главной караимской кенассе [3] . Шли и дальше вниз, по Одесской улице – кто к хоральной синагоге на Салгирной, а кто просто в деловую часть города.

Несознательный богомольный народ, всё больше старушки в платочках или хиджабах – смотря кто куда направлялся, – старички да аксакалы, интересу у троих милиционеров особого не вызывали. Так, останавливали кого помоложе и попримечательнее, проверяли документы и отпускали с богом. То есть к тому из богов, на молитву к которому несознательные гражданки и граждане и направлялись. Тех же, кто шёл с пустыми бидончиками или какой ещё посудиной к керосиновой лавке, или с полными – от неё, останавливали чаще, но тоже выборочно: молодок, с которыми можно словцом-другим перекинуться, а то и шлёпнуть легонько пониже спины, чтоб следующий раз не забывала документ дома на комоде, или же мужиков призывного возраста – чегой-то не на работе или службе средь бела дня?

Так вот и остановили прилично одетого мужчину лет сорока, вышедшего из керосиновой лавки с бидончиком.

Тот не выразил никаких особых эмоций, спокойно поставил на мощённый мелким булыжником тротуар пахучий бидончик и предъявил удостоверение.

Старший патруля прочитал вслух:

– Игнатенко Николай Игнатьевич, мещанин, 37 лет, проживает в Симферополе по улице Салгирной в доме Казакевича. Керосинчиком балуетесь, гражданин Игнатенко?

– Да, вот керосин приходится жечь. Я комнатку снимаю. Жить можно, а со светом проблемы – окошко маленькое.